Ю.В. Петухов,

Ректор  Института Фридриха фон Хайека (Россия)

 

ТРУДОВЫЕ    ДЕНЬГИ

или закат замкнутых самопровозглашенных республик.

Очерк  1

ВВЕДЕНИЕ

На рубеже 2014 – 2015 годов в средствах массовой информации, как в печатных, так и в  электронных, стала появляться информация о  «новом социализме» и «левом повороте» (М.Б. Ходорковский),  о «нравственной экономике» (РПЦ)  и, наконец, о проекте новой денежной  системы, создаваемой в  самопровозглашенных областях (республиках) Украины – ДНР и ЛНР (Новороссия - http://www.kramola.info/tag/dengi).          

Общим   для всех непризнанных (замкнутых) республик является стремление  быстро отделиться от своего государства-донора (метрополии) за счет введения суррогатной системы денежного  обращения и  учета живого труда. Сами того не ведая все  политические лидеры суррогатных политических образований, использующие социалистический метод учета труда и товарно-денежного обращения путем внедрения в оборот суррогатной (необеспеченной)  денежной единицы для трудовых классов, встали на путь собственной изоляции и бесславного исчезновения с политической карты мира.

К самопровозглашенным республикам можно вероятно  относить и Крым (Украина), и Южною Осетию с Абхазией  (Грузия),  а также и Приднестровье (Молдова). Вполне вероятно, что список самопровозглашенных республик может быть пополнен из числа отдельных областей Украины, ведущих борьбу с центральной властью Киева, и любых других самопровозглашенных политических образований, появляющихся на исторической карте мира. Однако, самым ярким примером является Российская империя, потерпевшая крах в 1991 году от внутренних противоречий,  введя в обращение необеспеченные  «советские денежные знаки» в 1917 г., так называемые позже, -  «деревянные рубли» (1917-1991 гг.). 

Слово «суррогат» понимается как практика переименования научных категорий в свою противоположность: деньги были переименованы в «неденьги» - денежный суррогат: «трудовую единицу», «рабочие деньги», «трудовые деньги», «рабочие талоны», «советские денежные знаки», масштабом стоимости которых было «рабочее время» или непосредственные затраты трудовой энергии человека («энергетический эквивалент»). Если стоимость товара измеряется общественно-необходимым трудом, а естественным масштабом труда является рабочее время, то и мерилом стоимости также должно быть рабочее время. Следовательно, рабочее время является масштабом цены и содержанием денежных знаков, т.е. непосредственной единицей измерения стоимости товара. Энергетический эквивалент, появившийся в Советской России в 1918-1921 гг. и превратившийся после второй мировой войны (1960 -1980 гг.) в квалиметрическую (qualificare лат. - определять качество) теорию учета сложного труда, превратил и производственный труд советского человека в такой же суррогат, как и деньги. Под квалиметрическим объемом производства понимается такая величина, которая рассчитывается путем умножения количества произведенной продукции (в штуках, тоннах, метрах и т.п.) на удельные показатели потребительных свойств (качество) единицы продукции. Удельные показатели качества называются квалиметрическими показателями («квали-вал» и «квали-цена»).

Суррогатом понятия «стоимость» является понятие «государственная стоимость». Понятие «стоимость» в вульгарной политической экономии было переименовано в «конституированную» или «государственную стоимость» не случайно. Отцом «государственной стоимости» является Карл Иоганн Родбертус-Ягецов (1805-1875), крупный померанский помещик. Речь идет о прусском помещике, крупном землевладельце в Померании. Крайняя отсталость и неразвитость народного хозяйства Германии, большая задолженность помещичьего землевладения вынуждали юнкеров издавна рассчитывать на государственную помощь. Поэтому и происходит целенаправленное смешение потребительной стоимости с меновой стоимостью и отрицание меновой стоимости как экономической категории. Понятие «государственной стоимости» отнюдь не новое явление в истории и теории экономической мысли. Предшественниками «государственной стоимости» были понятия: «трудовая стоимость» в лице таких мыслителей как Роберт Оуэн, Дж. Брей, и Д. Грей, а также «конвенциональная стоимость» в лице П.Ж.Прудона и Ф.Лассаля. Родбертус только завершил долгий путь переворачивания классической политической экономии против экономики. Под флагом государственного социализма объединились такие великие умы Х1Х-ХХ веков, как И.Г.Фихте, Ж.Б.Сей, Ж.Сисмонди, В.Виндельбанд, Г.Риккерт, Ф.Лист, Луи Блан, Г.фон Шмоллер, Л.Брентано, А.Вагнер, Ю.Вольф, Л. Вольтман, Г.Кунов, В.Зомбарт и другие политические деятели довоенной Европы.

Государственный социализм К.Родбертуса логически завершил разработку теории «последовательного конституирования всех меновых стоимостей» (Прудон). Государственный социализм есть социалистический вывод из экономической переработки закона стоимости в утопию. Теория социализма отождествила три понятия: «труд», «стоимость» и «государство» в одно понятие - «замкнутое торговое государство» (Фихте). Слово «социализм» в новейшей истории следует понимать строго как «государственный социализм» по типу фашистского «гестапо» и никак иначе. Идеологическая подготовка для Октябрьского переворота в России была завершена к 1917 г.

Политическая экономия в социалистической России, как и во всей Восточной Европе, была направлена с 1917 и по 1991 год против хозяйственной деятельности человека. Сложилась замкнутая репрессивная система государственного хозяйства, или как охарактеризовал социалистическое учение Фридрих фон Хайек, -  «национал-социализм». Вернер Зомбарт, давая оценку Карлу Родбертусу, писал: «Он оказал своими ранними сочинениями влияние на Карла Маркса, а через него и на развитие жизнеспособных социалистических идей; таково его историческое значение».

В нашей жизни есть вещи, которые забывать нельзя.  К ним в первую очередь относится тонкая природа товарно-денежных отношений, существующая в соответствии с законом социального равновесия. Нарушение социального равновесия  приводит к смене политического режима – политической революции. Примером тому вполне может служить иллюзия утверждения «трудовых» товарно-денежных отношений в России после победы Октябрьского переворота в 1917 году. В стране утвердились коммунистические идеи, а в практике Советского государства победили «новые» товарно-денежные отношения, созданные   на основании функционирования «трудовой единицы» («треда») в качестве нового денежного средства обращения. Новая «трудовая единица» в учете труда мыслилась как новая денежная единица для трудовых классов, выполняющая при этом старую функцию — защиту частной собственности, а вместе с этим и старых производственных отношений, основанных на эксплуатации все тех же трудовых классов. Политическая власть в России с октября 1917 года и до августа 1991 года была репрессивной и нелегитимной, т.е. была суррогатом демократии. Диктатура пролетариата с целью финансирования Советской власти восстановила царское денежное обращение, натуральное хозяйство, общинное землепользование, натуральный обмен, прямой продуктообмен, трудовую повинность. А трудовые армии поставили под сомнение необходимость существования развитой системы товарно-денежных отношений при Советской власти (1917-1991). Важной особенностью государственного безденежного хозяйства являлось установление твердых цен и появление «товарных денег». Ликвидация результатов Февральской буржуазно-демократической революции 1917 года объективно вернула Россию в условия средневекового патриархального хозяйства на основе безденежного эквивалентного обмена.

Натурализация всей экономической жизни России привела к денежному голоду, к общинному, коллективному землепользованию и, как следствие этого, к ликвидации товарно-денежных отношений на весь длительный период существования Советской власти (1917-1991) путем введения в обращение денежных суррогатов – необеспеченных «советских денежных знаков». Социализм в качестве трудового строя мыслился как замкнутое репрессивно-государственное хозяйство, основанное на безденежном натуральном обращении. Суррогатом социальной справедливости в Советской России всегда было социальное равенство, основанное на сведении «сложного труда» к «простому труду» – «труд профессора эстетики измерялся в лошадиных силах» (С.Г.Струмилин). Никто в Советской России так и не смог дать положительного ответа на вопрос – «как измерить труд при социализме?» Государственный банк СССР выполнял только одну функцию - функцию кассово-рассчетного органа страны. Трудовая повинность и использование в России методов внеэкономического, государственного принуждения называются до настоящего времени «государственным регулированием экономики». Закат и крушение Советского Союза было подготовлено внутренними противоречиями, вытекающими из самой природы государственного социализма.

Следует напомнить, что отождествление понятий  «труд», «стоимость» и «государство» в одно понятие - «замкнутое торговое государство» принадлежит И.Г.Фихте. 

Иоганн Готлиб Фихте с радостью воспринял Великую французскую буржуазную революцию (1789-1794 гг.) и был ярым сторонником якобинской диктатуры. Фихте выступал с критикой сословных привилегий, боролся за объединение Германии и за отмену феодальной раздробленности.  Учение о замкнутом государстве подробно описано в работе великого немецкого философа Иоганна Готлиба Фихте (1762-1814) под названием «Замкнутое торговое государство» (1800). Фихте был последовательным сторонником теории естественного права. Он утверждал, что «цель всякого правительства заключается в том, чтобы сделать правительство излишним».

             Иоганн Готлиб Фихте был последовательным сторонником буржуазного индивидуализма. В «Основах естественного права», важнейшей работе  по социальной философии, он подчеркивал, что наличие множества свободных индивидов служит условием возможности самого «Я» как разумного и свободного существа. Вслед за Кондорсе, Иоганн Готлиб Фихте утверждал право каждого народа на революцию. Теорию «Общественного договора» Руссо Иоганн Готлиб Фихте рассматривал как «имущественный договор», утверждая при этом, что каждый человек должен жить только своим трудом. Человек должен жить удобно, сытно, приятно,  радостно и интересно.

Другой важной и фундаментальной работой Иоганна Готлиба Фихте стало  его произведение «Система учения о нравственности», которое в качестве приложения имела небольшую книжечку под названием «Замкнутое торговое государство», изданную  в октябре 1800 года (Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство. -  М.: Изд-во «Красная новь», 1923.- 175 с.)

 

«Замкнутое торговое государство» предупреждало, как не надо строить внутреннюю и внешнюю политику  государства.

История в очередной раз посмеялась над Фихте и всеми последующими поколениями.  Предупреждение Фихте осталось без внимания по той простой причине, что Фихте был слишком велик для своего времени. Иоганн Георг Рист называл Фихте «Наполеоном философии». Книги Фихте воспринимались как фундаментальные исследования вопросов  философии, наукоучения и нравственности. Книга «Замкнутое торговое государство»,  также как и все другие книги великого философа,  была воспринята в качестве серьезного учения о замкнутом торговом государстве, которое должно было  перевернуть, и перевернуло мир в последующие два столетия.

Иоганн Готлиб Фихте писал, что он специально, сознательно «замкнул государство в самом себе» путем использования следующих средств:

1)      Прекращения контактов с иностранцами.

2)      Уничтожения мировых денег (золота и серебра, которые остаются только для нужд внешней политики замкнутого государства).

3)      Введения натурального обмена.

4)      Введения «туземного производства». В производстве и торговле ни с одной страной не должна иметься в виду выгода, а лишь абсолютное равенство в стоимостях.

5)      Введения «туземных денег» путем насильственного обмена золотых  и серебреных денег у граждан государства.

6)      Превращения государства в «единственного покупателя и продавца»,  так как государство является еще и единственным эмиссионным центром.

7)      Путем эмиссии денег в том количестве, которое необходимо для выдачи населению. «Деньги, - по словам Фихте, - непосредственный знак товара».

8)      Путем выдачи денег населению. Нет нужды в деньгах для внутреннего взаимного расчета. Расчет ведет само правительство, а не частные лица. Гарантируются твердые цены.

9)      Путем уничтожения денег и денежного обращения в стране, так как деньги никому и ничего не дают. Деньги используются только против заграницы.

10)  Путем превращения государства в значительную и подавляющую денежную силу.

11)  Путем установления постоянного размера внешней торговли.

12)  Путем закрепления государством за народом его доли «всего того хорошего и прекрасного, что имеется на поверхности большой торговой республики».

13)  Путем прекращения кредитных и всех других хозяйственных  и торговых операций, так как они и без того противоречат благоустроенному государственному хозяйству.

14)  Путем производства «туземных товаров» для внутреннего потребления. «Туземные товары» сдаются в торговые дома, оплата производится специальной коллегией в «туземных деньгах».

15)  Путем повышения внутренних цен на мировые товары, с тем чтобы вывести эти товары из обращения.

16)  Путем оккупации, а не присоединения новых территорий и осуществления тех же мероприятий, что и в метрополии.

17)  Путем пропаганды патриотизма. Подданным  замкнутого государства хорошо, а правительство является их благодетелем.

 

Таким образом, достигается состояние полной  замкнутости торгового государства, «замыкание государства в самом себе». Замыкание государства, по словам Фихте, - есть «вынужденное нуждою примирение населения со своей бедностью».

Фихте писал:  «Ясно, что у такого замкнутого народа, сочлены которого живут только друг с другом и крайне мало с чужими, который получает, благодаря этим мероприятиям, особый образ жизни, учреждения и обычаи, который с любовью привязан к отечеству и всему отечественному, очень скоро возникала бы высокая степень сознания национальной чести и резко определенный национальный характер. Он станет другой, совершенно новой нацией. Истинным творцом такой нации является указанное выше введение туземных денег». «Благодаря этому, - делает заключение Фихте, -  оно замкнется само собой».

Согласно идеалистической философии государства, производство исключает само себя из жизни общества, а государство, напротив, становится экономической категорией «изолированного хозяйства», где и возможно только установление искусственной меры потребления, а недопотребление продуктов, согласно теории Сисмонди, вызывает экономические кризисы.

            Таким образом, мелкобуржуазная критика классической политической экономии А. Смита и Д.Рикардо, сливаясь с идеалистической философией государства Фихте, Шеллинга и Гегеля, отделяет и обожествляет потребительную стоимость непосредственного труда и его продуктов и на этой основе воспроизводит систему вечных, абсолютных категорий, противопоставляющих себя своему же определению, данному в историческом развитии производственных отношений.

 Мелкобуржуазная экономическая и социалистическая теория прочно замкнулась в Х1Х и ХХ столетиях на повторении трех понятий: «труд», «стоимость», и  «государство», определяя через них всю экономическую, социалистическую и коммунистическую доктрину будущего, преобразованную Родбертусом в концепцию «государственного социализма».

Концепция «трудовых денег» получила  теоретическое обоснование в системе категорий донаучного критически-утопического социализма Роберта Оуэна в Англии. Позже «трудовые деньги» использовались в системе категорий государственного конвенционального «нового» социализма Прудона и реакционного социализма Родбертуса, Брентано, Лассаля и их более поздних последователей.

В предлагаемой работе исследуются только некоторые, весьма общие теоретические положения, определяющие метафизику «трудовых денег». Эта тема требует дальнейшего теоретического анализа. Однако, уже постановка вопроса в условиях полной экономической и политической изоляции Российской Федерации на рубеже 2014 – 2015 годов представляется исторически необходимой.

 

1.     «Рабочие деньги» Роберта  Оуэна

Роберт Оуэн (1771-1858) -  великий английский социалист-утопист критического направления. Критически-утопический социализм Сен-Симона, Фурье и Оуэна относится к собственно социалистическим и коммунистическим системам, отражающим первые попытки неимущих слоев общества непосредственно осуществить свои собственные экономические  интересы.

 Революционная борьба буржуазии против феодальной собственности в первый, неразвитый период борьбы между неимущими слоями общества  и буржуазией производит и неразвитые теории.  Для нас весьма интересной представляется мысль Ф.Энгельса, характеризующая начальное состояние классовой борьбы пролетариата за свои экономические интересы. Ф.Энгельс подчеркивает: «Пролетариат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием, помощь которому в лучшем случае, при его неспособности помочь самому себе, могла быть оказана извне, сверху». И далее Энгельс пишет: «Это историческое положение определило взгляды и основателей социализма. Незрелому состоянию капиталистического производства, незрелым классовым отношениям соответствовали и незрелые теории». И далее: «Решение общественных задач, - по словам Энгельса, -  еще скрытое в неразвитых экономических отношениях, приходилось выдумывать из головы. Общественный строй являл одни лишь недостатки; их устранение было задачей мыслящего разума. Требовалось изобрести новую, более совершенную систему общественного устройства и навязать ее существующему обществу извне, посредством пропаганды, а по возможности и примерами показательных опытов». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20, с.269).

К числу утопических теорий и «показательных опытов» относится социальная утопия «трудовых денег» Роберта Оуэна и его опыт организации «рабочих базаров» для справедливого обмена продуктов труда при помощи трудовых бумажных денег, единицей стоимости которых служил час рабочего времени.

Промышленная революция в Англии привела к заметному повышению производительности труда в общественном производстве, ускорив тем самым прогресс нищеты и бедствий самого субъекта производства - рабочего. «Трудолюбие общества парализовано с тех пор, как введены в широком масштабе современные машины; стоимость человеческого труда в денежном выражении упала так низко, что стала неспособна обеспечить довольство, а во многих случаях и приобретение предметов первой необходимости», -  подчеркивал Р. Оуэн. (Оуэн Р. Избранные сочинения. В 2-х томах. Пер. с англ. Т. 1, с. 294).

Р. Оуэн утверждал, что в связи с неуклонным ростом производительности труда будет усиливаться противоречие между производством и потреблением, что в свою очередь приведет к усилению горя народа, к росту социальных пороков. «Поскольку механизация растет, и ничто не может и не должно задерживать этот рост, будет также продолжаться падение рыночной цены человеческого труда; в той же пропорции будут возрастать бедность, преступность и все бедствия» (Оуэн Р. Избранные сочинения. Т. 1, с. 294).

В чем же причина народного горя и всех социальных пороков человека? Этот вопрос объединяет авторов всех социалистических систем от ранних утопических и романтических школ до реакционных форм государственного и демократического социализма. Типологическое различие социалистических систем заключается в различии экономических интересов, реализуемых при решении основного вопроса философии применительно к объяснению законов перехода от капиталистической экономической системы к «новой» социалистической. Характер социалистических доктрин определяется мерой и способом переноса элементов капиталистического способа производства с последующим их оживлением при социализме.

Социальная утопия Р. Оуэна определяется его критическим отношением к институту частной собственности при капитализме, что, однако, не мешает ему оставить товарно-денежные отношения в условиях социализма. Экономическое различие товарно-денежных отношений при социализме и при капитализме подменяются нравственными категориями «добра» и «зла», что позже стало основным содержанием теории «нравственного социализма» Русской православной церкви (РПЦ).

Роберт Оуэн не понимал социальной природы денег как экономической категории и продукта отношений частной собственности в стране, но видел в деньгах «средство угнетения человека» и орудие «грубейшей несправедливости», что само по себе было уже немаловажно. Деньги, по утверждению Р. Оуэна, «весьма вредны для трудящихся классов всех стран». Деньги используются богатыми для того, чтобы извлекать «самые ценные блага у тех, кто производит их в тяжком труде». Обособляя интересы отдельного человека, деньги представляют собой «искусственный способ для увековечения невежества, бедности и розни среди людей». О стоимости денег Р. Оуэн пишет, что они не имеют никакой внутренней ценности. Р. Оуэн видел в деньгах только вещь, техническое средство, облегчающее меновой процесс. Деньги стали применяться у большинства народов вследствие их «изобретения», т.е. деньги были созданы «искусственно». На первых порах, в течение нескольких веков, деньги представляли много удобств. «Искусственные деньги» были полезны до той поры, пока «блага были скудны и средства для их годового воспроизводства трудно доступны». Впоследствии деньги стали источником зла, которое далеко превосходило приносимую ими пользу. Вывод, следовательно, напрашивается сам собой. «Один из способов, позволяющий основательно и притом немедленно устранить причину невежества и бедности, заключается в установлении совершенного метода обмена благ, который заменит современное несовершенное и несправедливое мерило ценности в виде золотой и серебряной монеты или банкнот, употребляемых вместо металлических денег». (Оуэн Р. Избранные сочинения. Т. 1, с. 295).

В условиях стремительного роста капиталистического способа производства, превращения всего времени рабочего человека и его семьи в рабочее время, Роберт Оуэн рассматривал физический труд, правильно направленный, в качестве источника всеобщего богатства и народного благосостояния. «При правильном руководстве труд создает для общества ценности, превышающие расходы, необходимые для того, чтобы работник жил в достаточно хороших условиях». (Указ. соч. Т. 1, с. 179). Р. Оуэн считал, что труд в качестве нового мерила стоимости и «трудовые деньги» в качестве средства обращения будут обладать тремя важными для средства обращения свойствами, а именно:

1) Его количество может быть легко и с большим удобством увеличено в точном соответствии с ростом реального богатства.

 2) Таким же образом оно может быть сокращено в точном соответствии с уменьшением реального богатства.

3) Ценность этого средства обращения будет неизменна. (Указ. соч. Т. 1, сс. 295, 310).

Золото, серебро и банкноты, представляющие металл, или векселя, представляющие кредит, по мнению Оуэна, не обладают ни одним из этих существенных свойств справедливого средства обмена реальных богатств. Этими свойствами наделены новые «трудовые деньги» Роберта Оуэна. (См. Указ. соч. Т. I, с. 310). Для реализации этой идеи и было предложено создать «Обменные Банки, действующие на основе справедливости». «До настоящего времени, ― подчеркивал Р. Оуэн, ― ошибочная денежная система была во всем мире причиной многих пороков и горя, но это новое совершенное средство обращения послужит причиной добродетели и счастья для всего человеческого рода». (Оуэн Р. Указ. соч. Т. 1, сс. 296-297). Вопрос о причинах социального гнета решается просто ― нет денег на одном полюсе, в то время как на другом полюсе их избыток. Для устранения социального неравенства надо дать деньги тем, у кого их нет, т.е. устранить дефекты средства денежного обращения в стране. «Существование в человеческом обществе какой бы то ни было бедности или каких-нибудь, хотя бы и кратковременных, забот и нужды, вызванных недостатком денег, объясняется главным образом дефектами современного средства обращения, служащего для обмена благ». (Указ. соч. Т. I, с. 296).           

Человеческое общество устроено так, что все нуждаются в избыточной продукции друг друга: портному нужна обувь, паяльщику ― одежда и т.д. Так рассуждал Роберт Оуэн. Обычный способ действия этих различных лиц для использования чужой продукции заключается в превращении своей продукции в деньги путем ее продажи денежным людям или посредникам и затем обмена этих денег на требующиеся им предметы иногда у самого их производителя, но обычно при помощи другого посредника. Таким образом, производитель полностью зависит от посредника, который всегда бывает в выигрыше, так как удерживает с каждого продукта, проходящего через его руки, часть в свою пользу, что причиняет явный ущерб производителю, который продает свою продукцию с потерей и приобретает чужую продукцию по повышенной цене. Теперь эти посредники больше не нужны, производители могут обойтись без них. Они должны только установить место, где может быть сложена их избыточная продукция для ее обмена на продукты равной ценности. Потребности всех сторон могут затем немедленно удовлетворяться, притом на справедливой основе обмена продукта труда на продукт труда равной ценности. Так возникли «рабочие базары» Роберта Оуэна. Рабочие базары были основаны кооперативными обществами рабочих в различных городах Англии. Первый рабочий базар был основан непосредственно Робертом Оуэном в Лондоне в сентябре 1832 года и просуществовал до середины 1834 года. Рабочие базары дают практическую возможность для «трудовых классов» приема продуктов, одежды и других вещей, а также всевозможных услуг, исходя из справедливого трудового принципа для обмена на эквиваленты, равные по ценности и труда, при посредстве  трудовых бон.

Р. Оуэн, как и лучшие представители классической (буржуазной) политической экономии, пришел к выводу об определении стоимости товара трудом, единицей измерения которого является час трудового времени. «Всякое богатство проистекает из труда и знания, ―. подчеркивает Р. Оуэн. ― Труд и знания обычно вознаграждаются в соответствии с затраченным временем. Поэтому мы предлагаем сделать время стандартом или мерилом ценности». (Оуэн Р. Указ, соч., с. 306). Рабочий день состоит из 10 часов труда. Каждый рабочий день оценивается в 5 шиллингов, что ведет к трудовому мерилу ценности, равному 6 пенсам за час. Оуэн замечает: «...когда мы говорим о соверене или банкноте, то нас приводит в замешательство колебание их курса; мерило в виде часа труда восполнит этот недостаток и составит неизменное мерило для всех видов ценности». (Там же, с. 308). Заключается соглашение между всеми отраслями труда относительно равного труда при равном рабочем времени. Труд или стоимость времени, прибавленная к стоимости материала, и составит продажную цену всякого предмета, готового к сбыту. Роберт Оуэн предлагает, чтобы боны, представляющие время или ценность труда, вложенного в различные продукты производства, готовые для обмена, служили средством обращения, представляя ценности, хранящиеся в новых Обменных Банках. Обменный Банк учреждается для обмена трудовых бон на денежные знаки страны. (Оуэн Р. Указ, соч., с. 298). Таким образом, новые боны будут функционировать, наряду с обычными денежными знаками. Так, например, для покрытия текущих расходов учреждения будет взиматься известный процент в размере полпенса с шиллинга со всех товаров, предоставляемых членам общества для обмена. Стоимость трудовых денег Р. Оуэна «новых бон» выражена в единице времени на сумму оценки товара из расчета 1 часа за 6 пенсов.

Трудовые деньги по существу ничем не отличаются от традиционных денежных знаков. Боны печатаются на самой прочной бумаге для долгого обращения. Обращение происходит в обмен на товары. Сумма бон в обращении всегда будет соответствовать стоимости товаров, предложенных к обмену. Стоимость бон, принятых к обращению, выражена в единицах времени равных 1, 2, 5, 10, 20, 50, 100 часам. Р. Оуэн подчеркивает; что денежные знаки не должны приниматься в обмен ни на какие товары. Если лица, не являющиеся производителями каких-либо предметов, пожелают получить что-либо со складов, то им придется, прежде всего, обменять свои деньги на боны и только затем получать потребные им предметы за эти боны. Деньги будут приниматься в обмен только как предмет торговли. Лица, вносящие деньги, будут получать за них боны с указанным числом единиц времени на той же основе, как и при внесении всякого другого продукта производства, из расчета 1 часа за 6 пенсов. Трудовые деньги, таким образом, растворяются в традиционных денежных знаках и полностью поглощаются последними. Р. Оуэн оставляет возможность для перераспределения трудовых денег и возникновения новых видов неравенства.

Трудовые деньги Оуэна после полного круга обращения перестанут быть трудовыми и превратятся в традиционные деньги. Вопрос, почему деньги не представляют непосредственно самого рабочего времени, почему, например, бумажный денежный знак не представляет X рабочих часов, сводится просто к вопросу, почему на базисе товарного производства продукты труда должны принимать форму товаров, так как форма в товарах предполагает разделение их на товары и денежный товар; или  к вопросу, почему частный труд не может рассматриваться как непосредственно общественный труд, т.е. как своя собственная противоположность. Например, «рабочие деньги» Оуэна имеют с «деньгами» так же мало общего, как, скажем, театральный билет. Оуэн предполагает непосредственно обобществленный труд, т.е. форму производства, диаметрально противоположную товарному производству. Рабочая квитанция лишь констатирует индивидуальную долю участия производителя в общем труде и долю его индивидуальных притязаний на предназначенную для потребления часть общего продукта. Но Оуэн и не думал предполагать товарное производство и в то же время стремиться устранить его необходимые условия посредством денежных фокусов. В теории «трудовых денег»  Роберта Оуэна выразились интересы той части буржуазии, которой приходилось колебаться между интересами пролетариата и складывающейся государственно-монополистической буржуазией. С одной стороны, поэтому появлялись идеи уравнительного коммунизма, с другой стороны, ― идеи ускорения развития отношений частной собственности.

Социальная утопия Оуэна эволюционировала от принципа технологического детерминизма на ранней стадии развития до идей нравственного детерминизма к концу жизни автора. «Человек неизменно совершал жестокие ошибки при всех своих попытках обеспечить счастье для человеческого рода», ― пишет Р. Оуэн. (Указ. соч. Т. 2, с. 5). Поэтому требуемый переход заключается просто в замене существующих вредных и дурных условий хорошими и превосходными во всех областях жизни, причем эта замена может быть осуществлена только путем полного изменения всех внешних порядков в общественной жизни. Что же касается внутренних порядков, то в теории «трудовых денег» консервируются старые порядки, но при разумном их введении. Так на собрании с целью организации Ассоциации для устранения невежества и бедности с помощью воспитания и труда на основе создания Обменных Банков, действующих на основе справедливости было установлено, что Ассоциация «будет образована из разумных и должным образом настроенных представителей трудовых классов, а также из просвещенных и благожелательных людей всех рангов, сект и партий». (Указ. соч. Т. I, с. 298).

Ассоциация мыслилась Р. Оуэном только для «производящих классов», включая в это понятие и пролетариат, и мелкую буржуазию. Успех предприятия целиком бы зависел от «соблюдения безусловной доброжелательности и честности». «Для обеспечения прочного успеха требуется, чтобы во всех процедурах были установлены и соблюдались величайший порядок и точность», ― пишет Оуэн (Там же, с. 317). Нарушителю порядка устанавливалось правило ― «если после объяснения ему дурных последствий такого поведения он снова попытается обмануть, то его имя должно быть вычеркнуто из списка участников общества, потому что один дурной член может послужить причиной недоверия ко всему обществу». (Указ, соч., с. 317). И, наконец, вершиной общественного прогресса на основе прогресса нравственности Роберт Оуэн представлял господство «мудрой предусмотрительности» в обществе и поэтому переход к «абсолютной мудрости» может быть совершен «только мирным путем». (Р. Оуэн. Указ соч. Т. 2, с. 179).

Идеи и филантропическая деятельность Роберта  Оуэна предвосхитила, подготовила почву для основной теоретической системы - реакционной части мелкой буржуазии - доктрины «государственного социализма». Единство социальных противоречий здесь выражается уже в средствах (деньги, государство, мораль, труд и пр.) общественного развития на основе деятельности сильной и существующей на данный час государственной власти, путем «мудрого», законодательного (государственного) осуществления коммунизма. Однако было бы грубым издевательством над истиной отнесение социальной утопии Р. Оуэна к числу реакционных.

 Социальная теория «трудовых денег» у Р. Оуэна является лишь утопическим выражением средства коренного преобразования способа производства, основанного на частной собственности, т.е. элементом программы прогрессивного развития общества. В существовании «рабочих денег» Р. Оуэн видел осуществление обобществленной (коммунистической) собственности на основные средства производства. «Трудовые марки представляют собой у Оуэна лишь переходную форму к полной общности общественных ресурсов и свободному пользованию ими и, самое большое, преследуют еще побочную цель ― сделать коммунизм более приемлемым для британской публики».

Совсем иная картина складывается при дальнейшем исследовании существующих теорий «трудовых денег» в мелкобуржуазных системах социализма. Здесь уже цель оправдывает средства. Понятие «трудовых денег» меняется от иллюзии осуществления коммунистической собственности у Роберта Оуэна до сознательной защиты частной собственности и товарного производства в теориях мелкобуржуазного социализма. Мы тем самым вступаем в область консервативного социализма.

 

 2. Конституированная стоимость П.Ж.Прудона

Пьер Жозеф Прудон (1809-1865) ― французский публицист, экономист и социолог, идеолог мелкой буржуазии. Современники Прудона отмечали, что к несчастью г-на Прудона его странным образом не понимают в Европе. Во Франции за ним признают право быть плохим экономистом, потому что он слывет за хорошего немецкого философа. В Германии за ним, напротив, признается право быть плохим философом, потому что он слывет за одного из сильнейших французских экономистов.

С именем Прудона связано изобретение «дарового кредита» и основанного на нем «народного банка». Попытку организовать меновой банк Прудон предпринял во время революции 1848-1849 годов. Его народный банк был основан в Париже 31 января 1849 года. Банк просуществовал около двух месяцев, да и то только на бумаге. Банк потерпел крах раньше, чем начал регулярно функционировать, и в начале апреля 1849 года был закрыт. Это ― из области опыта.

 В области чистого разума, Прудон сделал попытку, изложить систему экономических категорий, причем в качестве развития у Прудона выступало гегелевское «противоречие». Однако Прудон остался чужд научной диалектике. О том, что Прудон был во власти иллюзорных представлений идеалистической философии, наглядно свидетельствует его мелкобуржуазное понимание экономических категорий как вечных идей, абсолютных идей, идей независимых от действительных отношений вещей, идей противопоставляющих себя своему же определению, данному в историческом развитии производственных отношений. Другими словами, «научная диалектика» сводится у Прудона к противопоставлению хорошего и дурного в теории познания чистого разума, а на практике результатом идеалистического мышления является абсолютное отрицание социального зла в производственных отношениях и его замене хорошей стороной все тех же производственных отношений. Прудон получил от критиков известную характеристику: «Тот, кто ставит себе задачу устранения дурной стороны, уже одним этим сразу кладет конец диалектическому движению. Перед нами уже не категория, полагающая себя и противополагающая себя самой себе в силу своей противоречивой природы, а г-н Прудон, приходящий в движение, барахтающийся и мечущийся между двумя сторонами категории».

Если деньги являются злом для человека, то их необходимо, по Прудону, отменить, но при условии, что «производительность капитала» останется, т.е. останется конкуренция, останутся условия товарного производства, но исчезнут пагубные последствия капиталистического способа производства.  «Сосуществование двух взаимно-противоречащих сторон, их борьба и их слияние в новую категорию составляет сущность диалектического движения». Все мелкобуржуазные социалисты хотят невозможного; они, с одной стороны, хотят оставить прежними для себя условия буржуазной жизни, с другой стороны, они хотят обезопасить себя от разорения и банкротства, т.е. они не хотят чувствовать на себе действие закономерных последствий конкуренции и товарно-денежных отношений, господствующих в обществе. Примирение капитализма и социализма, поэтому остается основной задачей всех мелкобуржуазных теоретиков.

С самого начала цивилизации производство начинает базироваться на антагонизме рангов, сословий, классов, наконец, на антагонизме труда накопленного и труда непосредственного. Без антагонизма нет прогресса. Таков закон, которому, цивилизация подчинялась до наших дней. До настоящего времени производительные силы развивались благодаря этому режиму антагонизмов в обществе. Утверждать же, что люди потому могли заняться созданием продуктов более высокого порядка и более сложными отраслями производства, что все потребности всех работников были удовлетворены, значит отвлекаться от антагонизма всех слоев общества и изображать в перевернутом виде весь ход исторического развития.  Эти слова принадлежат Карлу Марксу, написанные в ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. Замечено, что люди, отрицающие социализм в душе, на словах отрицают борьбу социальных слоев на практике за изменение условий потребления. Почему каждый раз проблема социальной борьбы подменяется проблемой потребления, а имущественные антагонизмы подменяются единством социальных интересов, определяемым современным характером потребления? Почему замечено что «потребление продуктов определяется общественными условиями, в которые поставлены потребители?»

Пьер Жозеф Прудон не является исключением из правила. Он также как и все мелкобуржуазные социалисты до него и после него самоотверженно трудился над задачей примирения капитализма и социализма.  Вершиной теоретической деятельности Прудона является теория «последовательного конституирования всех меновых стоимостей» (1846), описанная в «Системе экономических противоречий, или Философии нищеты» (Мелкобуржуазная экономия и мелкобуржуазный социализм. Вып. 5. Под ред. И.Д.Удальцова.― Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках.― М.―Л.: ГИЗ,1926, сс. 188-274, с. 246).

Идея конституирования (установления) стоимости исходила, прежде всего, от Фихте. (См. Фихте И. Замкнутое государство, СПб, 1883), с одной стороны, и, с другой стороны, от утопического социализма Р. Оуэна, Д.Ф.Брея, Д.Грея, старогегельянца Цешковского, еще более «архаичного» Брюкли и, наконец, от самого П.Ж.Прудона, «Философии нищеты», книги, которую подробно разобрал Карл Маркс в работах «Нищета Философии» (1847) и «К критике политической экономии» (1857). Для Франции конституирование стоимости является «национальным наследственным недугом» (Маркс). Такое определение дается Марксом: в связи с экономическими исследованиями П. Буагильбера, где последний, встречаясь со специфической особенностью буржуазного богатства в анализе денег, «усматривает вмешательство узурпирующих чуждых элементов и, восставая против буржуазного труда в одной его форме, одновременно, впадая в утопию, возводит его в апофеоз в другой».

Абсолютизация потребительной стоимости непосредственного труда и продуктов труда человека начинается с мелкобуржуазной критики наследия классической буржуазной политической экономии. Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т.е. потребительная стоимость как потребительная стоимость, находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией.  Так уже теоретическая полемика С.Сисмонди и Ж.Б.Сэя против английского банкира Д.Рикардо имела одно примечательное положение. Если меновая стоимость продукта равна содержащемуся в нем рабочему времени, то меновая стоимость рабочего дня равна его продукту. Другими словами, заработная плата должна быть равна продукту труда.  Это положение дало предпосылку социалистам обвинить практику в том, что она противоречит теории, и повод — призвать буржуазное общество осуществить на практике принцип «распределения по труду» т.е. развиваться вопреки своим собственным законам. Трудовая теория стоимости нашла свое наивысшее выражение в экономической теории Рикардо, что возможно и подготовило почву для ее утопического истолкования. Рикардо анализирует буржуазную экономику, которая в глубине выглядит совершенно иначе, чем она кажется на поверхности, с такой теоретической проницательностью, что лорд Брум мог о нем сказать: «Казалось, будто мистер Рикардо упал с другой планеты» Товарные деньги и «трудовые деньги» настолько запутали экономическую и социалистическую теорию, что Гладстон во время парламентских дебатов о реформе Английского Банка в 1844 году заметил, что даже любовь не сделала стольких людей дураками, сколько мудрствование по поводу сущности денег. Таким образом, английские социалисты обратили формулу меновой стоимости Рикардо против политической экономии. На долю г-на Прудона осталось не только объявить основной принцип старого общества принципом нового общества, но одновременно и провозгласить себя творцом формулы, в которой Рикардо подвел общий итог английской политической экономии. Доказано, что даже утопическое толкование Формулы Рикардо в Англии уже бесследно исчезло, когда г-н Прудон по ту сторону пролива ее «открыл».

Учение о рабочем времени как непосредственной денежной единице измерения товарного обмена впервые систематически изложено последователем Р. Оуэна в Англии Джоном Греем в работах: «Социальная система. Трактат о принципах обмена» (1831), «Лекции о природе и употреблении денег» (1848). Если рабочее время — имманентная мера стоимости, то почему же рядом с ним существует другая, внешняя мера? Почему меновая стоимость развивается в цену?

 Почему все товары измеряют свою стоимость в одном особом товаре, который превращается, таким образом, в адекватное бытие меновой стоимости, в деньги? Должны ли мы сохранить нашу воображаемую меру стоимостей, золото, и тем самым сковать производительные силы страны или мы должны обратиться к естественной мере стоимостей, к труду, и освободить производительные силы страны? Так формулировал проблему денежного обращения один из авторов теории «трудовых денег» в Англии Д.Грей. Грей «вообразил, что товары могли бы находиться в непосредственном отношении друг к другу, как продукты общественного труда». Д.Грей считает, что «продукты должны производиться как товары, но обмениваться не как товары».  Джон Грей возлагает исполнение этого благого пожелания на национальный банк. С одной стороны, общество в лице банка делает индивидуумов независимыми от условий частного обмена; а с другой стороны, оно заставляет этих индивидуумов продолжать производство на основе частного обмена. Грей хочет реформировать только возникшие из товарного обмена деньги. И если внимательно приглядеться к деятельности его банка, то можно обнаружить, что он не только одной рукой принимает товары, а другой выдает свидетельства на доставленный труд, но и регулирует самое производство. Результатом социальной реформы могут быть только фразы: «национальный капитал», «рабочие деньги», «национальный банк», «товарные склады», «рабочие базары» и т.д. В этих фразах отражена «всего лишь фантазия, в которой догма обманчиво преподносится как управляющий миром закон» (Маркс). «То, что у Грея остается скрытым и неизвестным ему самому, а именно, что рабочие деньги суть экономически звучащая фраза, прикрывающая благое желание уничтожить деньги, вместе с деньгами — меновую стоимость, вместе с меновой стоимостью — товар, а с товаром — буржуазную форму производства, — это прямо высказывается некоторыми английскими социалистами, писавшими частью раньше Грея, частью после него». (Маркс). Джон Грей не подозревал, что через 16 лет после появления его «Социальной системы» патент на «трудовые деньги» будет получен столь изобретательным Прудоном. Маркс подчеркнул этот факт: «… только на долю господина Прудона и его школы выпала задача — всерьез проповедовать низвержение денег и превознесение товара в качестве сущности социализма и тем самым свести социализм к элементарному непониманию необходимой связи между товаром и деньгами». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.13, с. 70).

Товар имеет два фактора выражения: потребительную стоимость и стоимость (субстанцию стоимости, величину стоимости, т.е. меновую стоимость). У Прудона сама стоимость имеет две формы: «одна, называемая экономистами потребительной стоимостью, или стоимостью в себе, другая — меновая стоимость. Действия, которые производят стоимость под этим двойным видом и которые весьма нерегулярны, пока стоимость не установлена, или, выражаясь философски, пока она не конституирована, совершенно меняются от этого конституирования. Вопросы о том, в чем заключается соотношение между потребительной и меновой стоимостью, что нужно понимать под стоимостью, конституированною и каким образом осуществляется это конституирование, — вот это является и предметом и завершением политической экономии». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, сс. 212-213).

Предметом классической политической экономии является действительное отношение вещей в капиталистическом производстве, предметом мелкобуржуазной критики  английской политической экономии на французский и позже прусский манер является отношение понятий, конституированное «мнением». Подмена понятия «меновая стоимость» на понятие мелкобуржуазного социализма «стоимость, определяемая мнением» переносит классовую борьбу из области капиталистического производства на теоретическую почву. С одной стороны мы имеем полезность (потребительную стоимость, предложение), а с другой стороны — мнение (меновую стоимость, спрос). Следует четко фиксировать причину и результат мелкобуржуазной переработки классической политической экономии. «Рикардо показывает нам действительное движение буржуазного производства — движение, конституирующее стоимость (Маркс). Г-н Прудон, отвлекаясь от этого действительного движения, «бьется» над изобретением новых способов устроения мира по новой будто бы формуле, представляющей лишь теоретическое выражение реально существующего движения, так хорошо изображенного у Рикардо. Рикардо берет за отправной пункт современное общество, чтобы показать нам, каким образом оно конституирует стоимость; г-н Прудон берет за отправной пункт конституированную стоимость, чтобы посредством этой стоимости конституировать новый социальный мир. Согласно г-ну Прудону, конституированная стоимость должна описать круг и снова стать конституирующим началом по отношению к миру, уже целиком конституированному именно по этому способу оценки. Для Рикардо определение стоимости рабочим временем есть закон меновой стоимости; для г-на Прудона оно есть синтез потребительной и меновой стоимости. «Теория стоимости Рикардо есть научное истолкование современной экономической жизни; теория стоимости г-на Прудона есть утопическое истолкование теории Рикардо». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4, сс. 85-86).

Все мелкобуржуазные теории социализма, не подозревая того, слепо следуют за «конституированной стоимостью» Прудона. С одной стороны мелкая буржуазия заинтересована в увековечении меновой стоимости товара, а, следовательно, и денег, с другой стороны, происходит синтез товарного производства в действительности с идеей равенства в теории, результатом чего идея равенства превращается в товар. «Дело идет не об уничтожении самой идеи стоимости, — пишет Прудон, — но об ограничении последней, не о том, чтобы убить индивидуальную свободу, но о том, чтобы примирить ее со свободой общественной». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 219). Потребитель не более свободен, чем производитель. Его мнение основывается на его средствах и его потребностях. И те и другие определяются его общественным положением, которое зависит, в первую, от организации общества в целом. Конечно, и рабочий, покупающий картофель, и содержанка, покупающая кружева, оба следуют своему собственному мнению. Но различие их мнений объясняется различием положения, занимаемого ими в обществе, а это различное положение в обществе является продуктом организации общества.

Общественная свобода мыслится Прудоном как свобода торговли. «Отнимите взаимную свободу, и обмен уже не будет выражением промышленной солидарности — он станет грабежом. Коммунизм, говоря мимоходом, никогда не преодолеет этого затруднения... никто не имеет права навязывать другому свой собственный товар; единственным судьей полезности или (что сводится к тому же) потребности является покупатель» (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 218). Свободная воля человека-покупателя и вызывает противоположность между потребительной и меновой стоимостью. Г-н Прудон делает производителя господином над средствами производства; но он согласится с нами, что не от свободной воли зависят его средства производства. Даже более: эти средства производства в значительной степени являются продуктами, получаемыми производителем извне, и при современном производстве он не свободен даже настолько, чтобы производить продукты в желательном ему количестве. Современная степень развития производительных сил обязывает его производить в таком-то и таком-то масштабе. «Молчаливый договор» (Прудон) производства с потреблением, т.е. меновая стоимость, осуществляется посредством торговли. «На чем основывается вся система потребностей — на мнении или на всей организации производства? Чаще всего потребности рождаются прямо из производства или из положения вещей, основанного на производстве. Мировая торговля почти целиком определяется не потребностями индивидуального потребителя, а потребностями производства».

 Ход экономического развития в изображении Прудона таков: вначале присвоение земли и природных стоимостей, затем - ассоциация и распределение посредством труда, имеющее целью достижение полного равенства. За всем этим: присвоением, ассоциацией, распределением по труду угадывается у мелкой буржуазии сильное для трудящихся классов, но демократичное для нее самой, — государство. И все казалось бы ясно, если бы не законы естественноисторического развития общественного прогресса, и в частности капиталистического общества. Социальная неуязвимость (чувственная неощущаемость) естественноисторического развития современного общества постоянно вызывает панический страх перед ближайшим будущим, скроенного не по масштабу мелкой буржуазии, и потому заставляет искать средства социальной защиты. А это уже проблема деятельности против непредсказуемой (незаконной) деятельности людей, что уже вполне ощутимо и контролируемо. Ведь в реальной деятельности людей реализуются естественноисторические законы, угаданные человеком. Ведь из результатов деятельности складываются естественноисторические законы. Отсюда следует элементарный вывод — через контроль деятельности придем к формированию своих (удобных) законов общественного развития. Устраним из диалектики «борьбу противоположностей», устраним из общества «дурную сторону». По  мнению Прудона, всякая экономическая категория имеет две стороны: хорошую и дурную. Взятые вместе, хорошая и дурная сторона, польза и вред составляют, по мнению Прудона, противоречие, свойственное каждой экономической категории.

Подлежащая разрешению задача гласит: сохранить хорошую сторону, устраняя дурную.

У Гегеля нет надобности ставить задачи. У него есть лишь диалектика. Прудон заимствовал из диалектики Гегеля только язык. Диалектическое движение для самого г-на Прудона состоит лишь в догматическом различении хорошего и дурного. Очистим на этой основе общество от уголовного и революционного элементов и таким вот образом на основе нравственного и юридического императива придем к идее социального равенства. Все равны перед законом. Одни управляют, другие работают. Государство является «ночным стражем» (Лассаль) порядка. Мерой распределения, как и мерой стоимости продукта деятельности, является — труд. Можно ли измерить, например, какие-то особые природные, естественноисторические или духовные силы общественного развития? Нет! А деятельность —  можно. Мерой деятельности трудящихся классов является уголовное и трудовое право, а мерой труда — «мнение»,  т.е. мнение о результатах труда. Значит и мерой распределения является мнение о труде, а не сам труд, значит распределение по труду абсолютно невозможно. «Волей-неволей, —  призывает своих духовных последователей Прудон, — но нужно искать мерило стоимости, — этого требует логика, и выводы этой логики равно противоречат и экономистам и социалистам». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 221).

«Почему идея о мериле и, следовательно, о фиксации стоимости опровергается наукой?» — спрашивает Прудон. Цены на продукты общественного производства то повышаются, то понижаются. Усиливается конкурентность. Увеличивается число банкротств. Происходит монополизация общественного производства. Одна часть мелкой буржуазии, незначительная часть, переходит в класс крупной буржуазии, другая, более значительная часть, — в лагерь пролетариата. Кто будет, в какой из этих частей, — вот это и вызывает животный страх и протест в среде мелкой буржуазии. «Все будет хорошо, если все будет неизменно»! Такова логика мелкобуржуазного  мышления.

И, наконец, в тот самый момент, когда действие естественноисторических законов развития современного общества становится наиболее ощутимо, мелкий буржуа объясняет это действие «произволом» и протестует против произвола или отдельной личности, или всего правительства, которое уже не устраивает мелкую буржуазию. Абсолютизация мелкобуржуазного протеста приводит к анархизму, а само явление социального протеста и возможность его повторения, объективно порождает мелкобуржуазные теории равенства. Прудон пишет: «До тех пор, пока человек будет трудиться для своего существования, и трудиться свободно, справедливость будет условием братства и основой ассоциации, но без определения стоимостей справедливость неполна и невозможна». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 221). Что может быть хуже, когда «произвольность глубоко внедряется в стоимость и заставляет ее колебаться между полезностью и мнением?» (Прудон).

Мы знаем стоимость под двумя противоположными видами, но мы не знаем ее в целом. Так аргументирует анализ «конституированной стоимости»  Прудон. Если мы могли бы воспринять эту новую идею, мы имели бы абсолютную стоимость, и масштаб стоимости в том виде, в каком требовала его записка, прочтенная в Академии Наук, был бы возможен. Определению конституированной стоимости служит закон «пропорциональности продуктов», которому уже не соответствуют традиционные теории денег. Теория денег доказала, — подчеркивает Прудон, — «что, далеко не будучи мерилом стоимости, деньги выражают лишь арифметическое соотношение и притом соотношение условное. Деньги по отношению к стоимости являются тем же, что термометр по отношению к теплоте...» (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 223). В существующих деньгах Прудон и усмотрел причину социального неравенства, неравенство экономического положения мелкой буржуазии по отношению к промышленному и банковому капиталу. «Существовавшее до сих пор понятие о мериле стоимости, таким образом, не верно. Мы ищем не единицу меры для стоимости, о чем говорилось много раз и что лишено смысла, а закон, определяющий отношение пропорциональности продуктов в социальном богатстве, так как от этого закона зависит во всем, что есть в них нормального и закономерного, повышение и понижение товарных цен». (Там же). Законом пропорциональности продуктов и «силой, которая комбинирует в известных пропорциях элементы богатства и делает из них однородное целое» является — труд.

Труд, только труд производит элементы богатства, комбинирует их до последних молекул на основании закона пропорциональности, изменчивого, но в то же время определенного. Труд, наконец, является принципом жизни, который приводит в движение материю богатства и складывает ее в пропорциональные отношения. Труд у Прудона является абсолютной абстракцией. «Он доводит абстракцию до последних пределов, сливая всех производителей в одного-единственного производителя, а всех потребителей в одного-единственного потребителя и заставляя эти два химерических лица вступать в борьбу друг с другом. Но в реальном мире дело происходит иначе. Конкуренция среди представителей предложения и конкуренция среди представителей спроса составляет необходимый элемент борьбы между покупателями и продавцами, борьбы, результатом которой является меновая стоимость». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4, с. 80). Конституированный труд Прудона, в свою очередь, производит себе равных — конституированного производителя и конституированного покупателя, потребителя конституированной полезности. Г-н Прудон противопоставляет свободного покупателя свободному производителю; и тому и другому он придает чисто метафизические качества. Труд господствует у Прудона над пропорциональностью продуктов потребления, над материалом национального богатства, т.е. над капиталом, который наделен также потребительной стоимостью. «Капитал есть материал богатства, как зерно — материал хлеба, серебро — материал монеты, и, идя до конца ряда, — как земля, огонь, атмосфера суть материал всех наших продуктов. Но труд, только труд, создает полезность, придаваемую этим материалам, и, следовательно, преобразует их в капиталы и богатства». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 245).

 Капитал не суть общественное отношение, в котором живет Прудон, не условие и предпосылка его мелкобуржуазного мышления, а продукт конституированного труда в обществе, распределяемый также по труду. Конституированный труд у Прудона и есть условие социального равенства, это его определение социализма. «Положение — нет мерила стоимости — нелогично и противоречиво, это вытекает из, тех самых мотивов, которыми хотели обосновать это положение. Положение — труд есть принцип пропорциональности стоимостей — не только справедливо, так как оно вытекает из неоспоримого анализа, но оно есть цель прогресса, условие и форма социального благосостояния, начало и конец политической экономии. Из этого положения и из сопутствующих ему следующих положений: всякий продукт оценивается тем, что он стоит, и продукты покупаются за продукты — вытекает учение о равенстве условий». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 246).

 Капитал происходит от труда! Капитал есть условие социального равенства! Капитал распределяется по труду! Эти лозунги наполнены у Прудона мелкобуржуазным содержанием, а на самом деле лишены всякого содержания. В экономической и социалистической системе Прудона есть полный набор категорий: есть абстрактный производитель, есть абстрактный покупатель, есть полезность, есть стоимость, есть капитал, есть продукт и пропорциональность продуктов, есть, наконец, равенство условий состояния, но отсутствует только само общество, так как оно не складывается из набора фраз, а живет по своим собственным законам. Прудон воображает, что разделение труда, кредит, фабрика, словом, все экономические отношения были изобретены лишь для того, чтобы послужить на пользу равенства, а между тем они всегда обращались, в конце концов, против этого последнего. Вместо общества у Прудона есть божественный Прометей, парящий над обществом как «сила рассуждения, дух, не признающий никаких авторитетов, кроме разума и справедливости» (В.Г.Белинский), как «синтетическая формула» абсолютного разума, конституирующая деятельность социального гения.

«Для подлинного экономиста, — пишет Прудон, — общество есть существо живое, одаренное разумом и собственной способностью к деятельности, управляемое специальными законами, которые может обнаружить лишь одно наблюдение и существование которых выявляется не только в физическом сходстве, но и в согласии, в тесной солидарности всех его членов». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 239).

Так и ушел бы Прудон в небытие и как экономист, непризнанный во Франции, и как философ, непризнанный в Германии, если бы ни его «подлинное открытие» (Маркс) конституированной стоимости, ставшее историческим завоеванием мелкобуржуазного социализма.

Конституированная (установленная) стоимость — это, пожалуй, наилучшее из возможных, решение всех экономических противоречий, в которых продолжает путаться мелкобуржуазная политическая экономия. «Конституированная стоимость» суть начало экономического круга, а «распределение по труду», конец круга, вращающегося вокруг понятия «мера труда». «Мера труда», в свою очередь, есть начало мелкобуржуазного социализма. «Теория мерила, — указывает потомкам Прудон, — или пропорциональности стоимостей является одновременно и теорией равенства». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 230).

Мерой труда у Прудона является время, затраченное на труд. Но если у его предшественников по мелкобуржуазной критике классической политической экономии «время» и «труд» суть понятия нетождественные, то у Прудона эти понятия составляют синтез, определяющий основной общественный закон. Закон социального равенства и благосостояния и — есть «труд, измеряемый временем». (Там же, с. 229). Прудон специально подчеркивает зависимость благосостояния от интенсивности труда: «... благосостояние человека находится в прямом соотношении с интенсивностью труда и с многообразием отраслей промышленности, так что увеличение богатства и увеличение труда соотносительны и параллельны». (Там же, с. 242). Прудон предполагает движение богатства. Но движение богатства невозможно без движения стоимости и, тем более, без движения товара. Исходя из этого, Прудон конкретизирует свое определение стоимости. Он пишет: «Стоимость, понимаемая как отношение пропорциональности между продуктами, иначе говоря, стоимость конституированная, необходимо… предполагает в равной степени, полезность и продажность продукта, неотделимые друг от друга и гармонически объединенные». (Там же, с. 231). Не отношения вещей и фактов общественной жизни, а отношения понятий продолжают управлять движением мысли Прудона. Как объединить, например, изменчивость стоимости и неизменчивость конституированной природы стоимости мелкобуржуазного социализма. И вновь Прудона спасает мелкобуржуазное определение труда, измеряемого временем. «Таким образом, — подчеркивает Прудон, — стоимость изменчива, но закон стоимостей остается неизменным; больше того, стоимость подвержена колебаниям только потому, что она подчинена закону, самый принцип которого по существу изменчив, а именно труду, измеряемому временем». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 229). Но что такое труд в политической экономии, как не товар, который, по словам Ж.Б.Сэя, также подлежит оценке. Можно оценить стоимость вещи, но нельзя ее измерить, т.е. сравнить данную вещь с чем-то непоколебимым и известным, ибо в ней нет этого мерила. Все, что можно сделать, это вывести оценку вещей из их сравнения. Сэй различает стоимости действительные и стоимости относительные. Первые это те, в которых стоимость вещи изменяется с изменением издержек производства, вторые — те, в которых стоимость вещи изменяется по отношению к изменениям стоимости других товаров. С одной стороны, мера стоимости есть рабочее время.  С другой стороны, поскольку труд есть товар, то он также имеет стоимость. Что такое заработная плата? Это стоимость труда. У Прудона конституированная стоимость является единственной и абсолютной стоимостью (Там же, с. 232). Поэтому для Прудона не составляет большого труда отыскать и абсолютное мерило стоимости, единицу меры. Пунктом сравнения стоимостей является труд. Это с одной стороны, С другой сторона, со стороны самого труда, то единицей меры стоимостей, например для Франции является франк. (Там же, с. 233). Утопическое истолкование классической политической экономии в «Философии нищеты» Прудоном дало все основания  подчеркнуть: «Все «уравнительные»  следствия, выводимые г-ном Прудоном из учения Рикардо, основываются на одном коренном заблуждении. Дело в том, что он смешивает стоимость товаров, измеряемую количеством заключенного в них труда, со стоимостью товаров, измеряемой «стоимостью труда»... «Стоимость труда так же мало может служить мерой стоимости, как и стоимость всякого другого товара». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4, с. 90).

Таким образом, главная ошибка Прудона заключается в подмене исторических понятий капиталистического производства логическими. Полезность создает стоимость, труд устанавливает в ней отношения пропорциональности, цена является выражением, определяющим это отношение, за исключением отдельных отступлений. История мелкобуржуазного социализма не знает учения, которое бы формировалось в согласии и с выводом классической политической экономии о том, что труд является товаром. «Стоимость труда, — пишет, например Прудон, — есть фигуральное выражение, выдвигание причины вместо следствия. Это такая же фикция, как и производительность капитала. Труд производит, капитал  стоит». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 229). Всякий труд должен оставлять известный излишек — это аксиома хозяйственной деятельности мелкого буржуа. Добропорядочный буржуа остановился перед вопросом — «почему частный труд не может рассматриваться как непосредственно общественный труд, т.е. как своя собственная противоположность» (Маркс). Свойство труда создавать стоимость есть не естественное, а общественное свойство. Оно порождается особым типом производственных отношений. Экономической категорией является не труд, а лишь общественная форма труда, общественное устройство труда, или иначе: отношения между людьми по участию их в общественном труде. Прудон сознательно выстраивает систему экономических категории, в которой нет, места для денег. «Труд становится гарантией благосостояния и равенства только в том случае, если продукт каждого частного лица находится в пропорциональном отношении ко всей массе продуктов, ибо на него может быть обменена и приобретена только стоимость, равная стоимости, заключающейся в нем самом».. (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 237). Но это совсем не означает, что Прудон совсем не предполагает деньги. Суть проблемы в том и состоит, что он деньги предполагает заранее. Он начинает с того, что выделяет деньги из всей совокупности современного способа производства, чтобы сделать их впоследствии первым членом воображаемого ряда, ряда, который нужно еще открыть.  Так как стоимость у Прудона регулируется спросом и предложением, то можно повысить оценку, а тем самым и стоимость продуктов, произведя искусственную редкость или завладев их исключительным производством. (См.: Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 236). Конституированная стоимость до конца выполняет свою методологическую роль, направляя развитие теории денежного обращения в сторону интересов добропорядочного буржуа.

«Всякий продукт есть знак, представляющий труд». «Деньги, как и всякий другой товар, являются знаком, представляющим труд, и в этом значении они могут служить всеобщим мерилом, средством обращения. Приданная обычаем драгоценным металлам специальная функция служить средством обращения — есть функция вполне условная, и каждый товар мог бы выполнять ее так же основательно, хотя, быть может, с меньшими удобствами». (Сисмонди..., с. 234). Следовательно, продукты труда могут обмениваться между собой непосредственно — если позволяют физические качества этих продуктов, или посредством другого продукта, более удобного, который в этом случае будет выступать в качестве денег. «Деньги, как и килограммы, вещь совершенно условная, избранная ради быстроты и удобства обмена». На это К. Маркс пишет: «Деньги — не вещь, а общественное отношение. Почему отношение, выраженное деньгами, как и всякое другое экономическое отношение, как разделение труда и т.д., есть производственное отношение? Если бы г-н Прудон составил себе ясное представление об этом отношении, деньги не казались бы ему исключением, членом неизвестного или искомого ряда, вырванным из этого ряда. Он нашел бы, наоборот, что это отношение есть лишь одно из звеньев целой цепи других экономических отношений, с которыми оно, поэтому очень тесно связано; он признал бы, что это отношение соответствует определенному способу производства, точно так же, как ему соответствует индивидуальный обмен». Вырывая деньги из системы категорий классической политической экономии, Прудон объясняет использование в обращении золота и серебра из их экономических преимуществ, как драгоценных металлов, и делает вывод, что «из всех товаров золото и серебро были первыми товарами, стоимость которых конституировалась». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 235). Следовательно, стоимость возникла после принятия золота и серебра к обращению, в качестве средства обращения. «Все иллюзии монетарной системы, — подчеркивает К. Маркс, — произошли оттого, что не видели, что деньги представляют общественное производственное отношение, но в форме естественной вещи с определенными свойствами».

Труд создает потребительные стоимости. Общество создает меновые стоимости труда. Стоимость возникает раньше возникновения денег. Стоимость есть предпосылка денег. «Не деньги делают товары соизмеримыми. Наоборот. Именно потому, что все товары как стоимости представляют собой овеществленный человеческий труд и, следовательно, сами по себе соизмеримы — именно поэтому все они и могут измерять свои стоимости одним и тем же специфическим товаром, превращая, таким образом, этот последний в общую для них меру стоимостей, т.е. в деньги». (М. Э. Соч. Т. 23, с. 104). Деньги возникают как средство обращения стоимостей, как мера стоимости. «Количественные различия товаров, как меновых стоимостей, суть лишь количественные различия овеществленного в них труда» (Маркс). Что же противопоставляет Прудон закону стоимости в процессе конституирования золота и серебра в звонкую монету. Конституированная стоимость Прудона через «трудовые деньги» приводит весь мелкобуржуазный социализм к «монаршей санкции» (Прудон), т.е. к «санкционированной» или «государственной стоимости». Прудон пишет: «В патриархальном периоде золото и серебро составляют еще предмет торговли, обмениваются еще в слитках, но уже с видимым стремлением к преобладанию и с заметным предпочтением. Постепенно правители овладевают драгоценными металлами и отмечают их своей печатью. Именно эта правительственная санкция и порождает деньги, т.е. товар по преимуществу, товар, сохраняющий определенную пропорциональную стоимость при всех потрясениях рынка и принимаемый при всех платежах... Отличительная черта золота и серебра происходит оттого, что благодаря своим металлическим свойствам, трудности добывания, а главное — вмешательству общественной власти, эти товары рано приобрели устойчивость и несомненную подлинность». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 235). Итак, произвол государей является, по мнению г-на Прудона, верховной причиной в политической экономии. Поистине нужно не иметь никаких исторических познаний, чтобы не знать того факта, что во все времена государи вынуждены были подчиняться экономическим условиям и никогда не могли предписывать им законы. Как политическое, так и гражданское законодательство всего только выражает, протоколирует требования экономических отношений.

«Государь ли завладел золотом и серебром, чтобы приложением своей печати сделать из них всеобщие средства обмена, или, наоборот, эти всеобщие средства обмена завладели государем и добились от него приложения печати и политической санкции?» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4, с. 112). Деньги, таким образом, у Прудона превращаются из экономической категории в политическую, а конституированная стоимость в государственную санкцию, т.е. в государственную стоимость, если государственную санкцию рассматривать в отношении всех других товаров, обращающихся в обществе наравне с золотом и серебром. Ведь если следовать за учением Прудона, то деньги являются только «первым звеном в той длинной цепи продуктов человеческого творчества, которые под именем товаров должны получить общественную санкцию и стать если не фактически, то по праву приемлемыми, в качестве денег, при всякого рода сделках». (Сисмонди..., с. 236). Если деньги у Прудона получают новое для себя политическое содержание, то государство, как политическая категория, превращается в экономическую категорию в теории и рассматривается как условие общественного производства, как закон стоимости. В деятельности государства у Прудона реализуется «голубая» мечта мелкого буржуа о пропорциональности стоимостей и свободной торговли. «Торговля, свободная и сопровождаемая конкуренцией, является лишь долгим и постепенным процессом выявления закона пропорциональности стоимостей, в ожидании того времени, когда гражданское право санкционирует этот закон и сделает его правилом поведения отдельных лиц». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 244). Вся экономическая жизнь у Прудона останавливается в ожидании государственной санкции. А если таковой не последует...? Ф.Энгельс пишет: «Поскольку в каждом отдельном случае экономические факты, чтобы получить санкцию в форме закона, должны принимать форму юридического мотива и поскольку при этом следует, разумеется, считаться со всей системой уже существующего права, постольку теперь кажется, что юридическая форма — это все, а экономическое содержание — ничто. Государственное и гражданское право рассматриваются как самостоятельные области, которые имеют свое независимое историческое развитие, которые сами по себе поддаются систематическому изложению и требуют такой систематизации путем последовательного искоренения всех внутренних противоречий» (М. Э. Соч. Т. 21, с. 312). Поэтому у политиков по профессии, у теоретиков государственного права и у юристов, занимающихся гражданским правом, связь с экономическими фактами теряется окончательно. Приписывать «всякому товару если не фактическую, то, по крайней мере, юридическую способность приниматься в обмен» и ссылаться при этом на роль золота и серебра, значит не понимать этой роли. «Золото и серебро имеют юридическую способность приниматься в обмен лишь потому, что они обладают фактической способностью к этому, а фактической способностью приниматься в обмен они обладают потому, что современная организация производства нуждается во всеобщем средстве обмена. Право есть лишь официальное признание факта». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 4, с. 115).

Государство у Прудона глубоко внедряется и в товарно-денежное обращение и становится если не средством, то условием последнего. «Золото — это талисман, который замораживает жизнь в обществе, — пишет Прудон, — который сковывает обращение, убивает труд и кредит и который ставит всех людей в состояние взаимного рабства... Остается, следовательно, еще разрушить это царство золота; необходимо придать республиканский характер деньгам, сделав из каждого продукта труда орудие денежного обращения...» (Новая история в документах и материалах. В 2 томах. 3-е издание, стереотипное. Т. 1. —М.: Соцэкгиз, 1935, с. 357). Государство становится, таким образом, организатором общественного производства и обмена, а роль денег низводится до уровня потребительных стоимостей продуктов производства. Решение проблемы обращения добропорядочный буржуа видит в том, «чтобы покрывать банковские билеты не посредством звонкой монеты, слитков или недвижимости..., а посредством продуктов». (Новая история в документах и материалах, с. 357). Прудон настолько был уверен в своей правоте, что попытался, как уже отмечалось выше, в 1849 г. устроить новый обменный банк, который потерпел крах раньше, чем начал функционировать, а судебное преследование против Прудона заслонило собой этот крах.

Теоретическое значение «Философии нищеты» П.Ж.Прудона заключается в том, что между «потребительной стоимостью» и «меновой стоимостью» было поставлено новое понятие — «государственная (конституированная) стоимость», а отношения между производителем и покупателем стали регулироваться государством. Другими словами, «естественноисторические» законы общественного развития спустились до уровня государственной деятельности и стали вполне управляемыми. Дело сделано. Решение проблемы найдено и Прудон возвращается к сомнениям, которые мучили его в начале работы, к проблеме трудовой теории стоимости, с тем, что бы поставить последнюю точку. Прудон подчеркивает «...стоимости сравниваются между собой, не имея ни одного пункта сравнения, никакой единицы меры, — вот, что решились утверждать экономисты XIX столетия против всех и вопреки всем вместо того, чтобы усвоить революционную  теорию равенства». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, сс. 233-234). В экономической теории Прудона — государство стало мерой стоимости. В социалистической теории Прудона — государство стало условием равенства, т.е. появился «третейский судья».

«Революционная теория равенства» Прудона — это государство, покоящееся на «равенстве условий и состояний», на «пропорциональности продуктов», на распределении по труду и по состоянию, на монаршей санкции экономической жизни, на ответственности частного труда мелкого производителя. «В обществе справедливость является не чем иным, как пропорциональностью стоимостей. Она имеет свою гарантию и санкцию в ответственности производителя» (Сисмонди... с. 226). Разве это не означает, что товарно-денежные и производственные отношения предстают перед некритическим разумом в своем идеальном, стерильном состоянии. «Итак, — подчеркивает Прудон, — политическая экономия утверждает с самого начала, но путем противоречия, то, что ни Платон, ни Руссо, ни один древний и современный публицист не считали возможным, — равенство условий и состояний». (Сисмонди..., с. 244).

Структура экономической и социалистической теории Прудона принимает вполне завершенный вид, а общество, представленное этой теорией, застывает на месте. И покоится благодаря Прудону, словно Собор Парижской богоматери покоится в своем готическом величии, неподвластный революции времени. Течение времени остановилось в ожидании монаршей санкции. Критики Прудона не раз отмечали тот факт, что экономисты употребляют очень странный прием в своих рассуждениях. Для них существует только два рода институтов: одни — искусственные, другие — естественные. Феодальные институты — искусственные, буржуазные — естественные. В этом случае экономисты похожи на теологов, которые тоже устанавливают два рода религий. Всякая чужая религия является выдумкой людей, тогда как их собственная религия есть эманация бога. Говоря, что существующие отношения — отношения буржуазного производства —  являются естественными, экономисты хотят этим сказать, что это именно те отношения, при которых производство богатства и развитие производительных сил совершаются сообразно законам природы. Следовательно, сами эти отношения являются не зависящими от влияния времени естественными законами. Это — вечные законы, которые должны всегда управлять обществом. Таким образом, до сих пор была история, а теперь ее более нет.  До сих пор была история, потому что были феодальные институты и потому что в этих феодальных институтах мы находили производственные отношения, совершенно отличные от производственных отношений буржуазного общества, выдаваемых экономистами за естественные и потому вечные. «Таким образом, — подчеркивает К. Маркс, — с каждым днем становится все более и более очевидным, что характер тех производственных отношений, в рамках которых совершается движение буржуазии, отличается двойственностью, а вовсе не единством и простотой; что в рамках тех же самых отношений, в которых производится богатство, производится также и нищета; что в рамках тех же самых отношений, в которых совершается развитие производительных сил, развивается также и сила, производящая угнетение».

П.Ж.Прудон писал К. Марксу из Лиона в письме от 17 мая 1846 года: «Я ставлю себе следующую задачу: вернуть обществу при помощи одной экономической комбинации kombinaison économique! богатства, отнятые у общества благодаря другой экономической комбинации. Или, употребляя другое выражение: обратить теорию собственности в политической экономии против самой собственности с тем, чтобы создать то, что вы, германские социалисты, называете общинным строем (communauté)». (Новая история в документах и материалах, с. 359). Экономическая комбинация Прудона имеет своей конечной целью увеличение богатства буржуазии, а также исследование условий, которые делают национальное богатство еще большим. После долгих отступлений по вопросу о потребительной стоимости, пропорциональности продуктов, о равенстве условий и состояний, о Прометее и о монаршей санкции, Прудон приходит к определению экономической комбинации, по которой следует переконституировать общество на основе конституированной стоимости «ибо, — как подчеркивается у Прудона, — общественный порядок построен на расчетах непоколебимой справедливости, а вовсе не на райских чувствах братства, преданности и любви, которые в настоящее время столько почтенных социалистов пытаются пробудить в народе». (Сисмонди, Луи Блан, Прудон. В избранных отрывках, с. 231).

 Таким образом, экономисты объясняют нам: как совершается производство в современных, данных налицо отношениях, но у них остается невыясненным вопрос, каким образом производятся сами эти отношения, т.е. то историческое движение, которое их порождает.

Характеристика «конституированной стоимости» будет неполной, если еще раз не подчеркнуть, что Прудон остался мелким собственником во всем своем мировоззрении. Закон стоимости есть не акт общественной жизни, а общественное отношение. Конституированная стоимость посредством закона «последовательного конституирования всех меновых стоимостей» превращается в общественное отношение, в центре которого находится «монаршая санкция» конституирующая стоимость. Антитезой «потребительной стоимости» в условиях товарного производства у Прудона является государство, сильная политическая власть, накладывающая печать своего мнения на все меновые стоимости товарного производства.

Существование сильного государства есть уже доказательство того неоспоримого факта, что общество запуталось в экономических противоречиях, а сила государства есть его бессилие перед всевластием экономических законов собственности. «Конституированная стоимость» Прудона сыграла свою историческую роль, получив идеологическое и теоретическое развитие в концепции «государственного социализма» К.Родбертуса, Л.Брентано, Ф.Лассаля и их духовных последователей. Однако, это уже область реакционного социализма, требующая самостоятельного теоретического анализа.

 

3.    Государственные  деньги  К. Родбертуса

Карл Иоганн Родбертус-Ягецов (1805-1875) — крупнейший представитель буржуазной экономической мысли в Германии первой половины XIX века, давший новое продолжение вульгарной политэкономии. В философии истории — решительный идеалист, эклектический последователь немецкого классического идеализма Фихте и Шеллинга. В области социализма — основоположник метафизической, реакционной доктрины «государственного социализма», объединившей вокруг себя университетские круги катедер-социализма (академического социализма).

К. Родбертус, в прошлом судебный чиновник. Отец Родбертуса — профессор римского права. Родбертус начинает заниматься политической экономией и социологией в начале 30-х годов XIX века. В 1834 году покупает в Померании имение Ягецов и с 1836 года до конца своей жизни остается померанским помещиком, крупным землевладельцем. Ф.Энгельс в письме Эд. Бернштейну от 8 февраля 1883 года писал о Родбертусе: «Этот человек когда-то чуть не открыл прибавочной стоимости. Его померанское поместье помешало ему это сделать». (Архив К. Маркса и Ф.Энгельса. Т. 1, с. 338).

В 1842 году появляется самое значительное произведение К.Родбертуса: «К познанию нашего государственно-хозяйственного строя», состоящее из пяти теорем, или, лучше, аксиом мелкобуржуазной экономической мысли. Значение экономической теории Родбертуса для буржуазной науки тем велико, что он, находившийся под впечатлением чартистского движения, первый забил в набат против поднимающейся революционной борьбы рабочего класса. А подмена в социологической теории понятия «социальная революция» понятием «социальная эволюция» позволила Родбертусу разработать сеть экономических мероприятий, осуществление которых «сверху» укрепили бы государственную власть.  Экономические исследования Родбертуса были встречены весьма равнодушно, т.к. капитализм в первой половине XIX века развивался еще по восходящей линии и в голове буржуазии еще не созрел «социальный вопрос», об экономических предпосылках которого писал Родбертус. Всю жизнь Родбертуса больно мучил «министерский зуд».  В 1841 году — он избран окружным депутатом; с 1847 года он — депутат провинциального ландага от рыцарского сословия; с 25 июня 1848 года Родбертус является в течение 14 дней министром культуры и воспитания в правительстве Ганземана. И, наконец, через 16 лет Родбертус вновь кратковременно владеет министерским портфелем, добиваясь сближения с Бисмарком на идейной и практической основе.

Народная революция 1848 года в Европе всех расставила по своим местам. Авторы «Манифеста Коммунистической партии» возглавили классовую борьбу пролетариата, а Родбертус и его друг фон-Кирхман, эти «честолюбивые кандидаты в министры» и им подобные возглавили реакцию. К. Маркс писал И. Вейдемейеру от 2 августа 1851 года: «Несколько дней тому назад «знаменитый» референдарий Шрамм встречает на улице знакомого и сейчас же начинает ему нашептывать: «к чему бы ни привела революция, все согласны, что Маркс погиб. Родбертус, у которого больше всего шансов на успех, сейчас же велит его расстрелять...» Я, конечно, смеюсь над всей этой мерзостью, и она ни на минуту не отвлекает меня от моей работы».

Народная часть мартовской революции 1848 года в Германии быстро кончилась, кончилась почти, не начинаясь,… буржуазная часть — ограничилась государственным переворотом, учреждением «франкфуртского парламента», которое в июне 1849 года было разогнано. В июне 1849 года в Германии победила контрреволюция, и все дальнейшее развитие Германии осуществлялась под знаком этой контрреволюции. Хозяйственная раздробленность Германии и крайняя неразвитость создали условия для появления только в Германии «социального вопроса» а несколько позже и «социальной политики». «Социальный вопрос» следует рассматривать как явление чистого разума, как продукт гипертрофированного сознания — юнкерства и бюргеров, как характеристика развития господствующего сознания, а не способа общественного производства.  С одной стороны, страх перед «призраком коммунизма» — организованным рабочим движением, охватившем многие страны Европы, закрался и в господствующее сознание Германии; с другой стороны, отсутствие реальной опасности со стороны своего неразвитого пролетариата, сделали «социальный вопрос» характерным продуктом духовного производства пореформенной Германии.

«Социальная политика» отразила в себе средство политического  решения социального вопроса путем социально-правового регулирования хозяйственной жизни страны со стороны прусского государства. Следовательно, и методы решения социального вопроса не могли быть иными — реакционными или филантропическими. В этих исторических условиях хозяйственной и политической жизни Германии середины XIX века сложились объективные предпосылки для превентивной социальной реформы, получившей впоследствии название «государственного социализма». В основе учения государственного социализма лежало отделение политики от экономики, подмена экономики политикой и, наконец, объявление государства Бисмарка как «естественное», «божественное» и абсолютно независимое от производства явление социальной жизни. Экономический детерминизм при этом подменялся нравственным детерминизмом, производство — моралью, реакционное государство князя Бисмарка подменялось «общенародным государством, отражающим интересы всех трудящихся классов». Развитие методологии «нравственного детерминизма» в форме неокантианства получило свое более позднее продолжение в конце XIX — начале XX века в идеологии II Интернационала.

Карл Родбертус-Ягецов в своей экономической теории и социальной философии отразил основные закономерности развития капитализма в Германии по специфическому, прусскому пути. К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу от 10 декабря 1864 года писал: «Лотарио Бухер... перешел, как ты уже вероятно знаешь, в лагерь Бисмарка. Возможно, что барон Итциг (Лассаль — Ю.П.), этот маркиз Поза … и сам сделал бы то же самое... Господин Родбертус, кажется мне, тоже замышляет какую-то «пакость», так как он хочет «совершенно отделить социальный вопрос от политики», верный признак министерского зуда. Что за мерзавцы вся эта сволочь из Берлина, Марки и Померании».

В четырех «Социальных письмах к фон-Кирхману», первое и второе письмо из которых появились в 1850 году, третье — в 1851 году, а четвертое уже после смерти автора, Родбертус утомительно и настойчиво растолковывает руководителям и чиновникам государственного аппарата содержание экономических мероприятий превентивной социальной реформы, которые обезопасят буржуазную нацию.  К числу экономических мероприятий относится также и введение «трудовых денег».

Теоретическое обоснование «трудовых денег» у Родбертуса сопровождается, как и у П.Ж.Прудона, утопической переработкой трудовой теории стоимости Д.Рикардо в духе идеалистической философии Фихте и Шеллинга и вульгарной политической экономии Шталя, Штейна и отчасти А. Мюллера. «Государственный социализм» К.Родбертуса логически завершает теорию «последовательного конституирования всех меновых, стоимостей», несмотря на то, что хронологически возник раньше «Философии нищеты» Прудона. Выше показано, что великие английские социалисты предвосхитили теоретические исследования Прудона. Теория «конституированной стоимости» Оуэна, Грея, Цешковского, Брея, а позже, и Прудона путем государственного производства «трудовых денег» получила в «государственном социализме» Родбертуса свое законченное выражение.  И после того, как Родбертус одел «рабочие деньги» Р. Оуэна в свою померанскую одежду, теория «конституированной стоимости» уже  не в состоянии была сбросить свой реакционный, социально-монархический покров.

«Государственный социализм» как и весь современный социализм, независимо от характера и направления, исходит из мелкобуржуазной политической экономии; он почти без исключения примыкает к теории стоимости Рикардо.

Д.Рикардо в 1817 году провозгласил со страниц своего экономического трактата «Начала политической экономии и налогового обложения» два важных для социалистических теорий положения. Первое, что стоимость всякого товара определяется единственно и исключительно количеством труда, необходимого для его производства. Второе, что продукт всего общественного труда делится между тремя классами: землевладельцами (рента), капиталистами (прибыль) и рабочими (заработная плата). Из этих положений в Англии уже с 1821 года делались социалистические выводы. В 1821 году в Лондоне появился памфлет «Источник и разрешение национальных трудностей, выведенные из основных положений политической экономии. Письмо лорду Джону Расселу», в котором со всей определенностью было подчеркнуто, что «сколько бы ни приходилось на долю капиталиста» (с точки зрения капиталиста), «он может присваивать только прибавочный труд (surplus labour) рабочего, так как рабочий должен существовать». Названный памфлет представляет собой существенный шаг вперед по сравнению с Рикардо. Прибавочную стоимость Д.Рикардо называет «прибылью» или «прибавочным продуктом». Автор памфлета прибавочный продукт прямо называет «прибавочным трудом» (surplus labour), трудом, выполняемым рабочим бесплатно, выполняемым сверх того количества труда, которым возмещается стоимость рабочей силы, то есть производится эквивалент его заработной платы. «Как важно было свести стоимость к труду, совершенно так же важно было прибавочную стоимость (surplus valye), которая представлена в прибавочном продукте (surplus produce), свести к прибавочному труду (surplus labour)». С этого памфлета начинается исследование экономического содержания прибавочной стоимости, ведущееся в двух противоположных направлениях.  Первое направление рассматривает меновую стоимость как форму проявления стоимости товара вообще, рассматривая проблему о двойственном характере товара. Другое направление в Германии занимается переработкой трудовой теории стоимости в утопию.

Утопическое переосмысление наследия классической политической экономии начинается у К.Родбертуса с устранения противоречия между потребительной стоимостью и меновой стоимостью, абсолютно отрицая  последнюю. Если уже в английской классической политической экономии существовало резкое разграничение потребительной и меновой стоимости, то Родбертус от этого правила отступил. В отношении самого понятия «стоимость» Родбертус подчеркивает: «Само собою понятно, что я здесь имею в виду только так называемую потребительную стоимость». (Родбертус К. К познанию нашего государственно-хозяйственного строя. Пять теорем. Пер. с нем. Под ред. и с предисловием В.Серебрякова. — Л.  Соцэкгиз, 1936, с. 60, прим.).

 Все исходные понятия у Родбертуса начинаются от одного корня — («потребление», а именно: «потребимые предметы», «предметы, обладающие (потребительной) стоимостью», «блага», «потребимостъ», «потребные, пригодные вещи» и т.п. «Потребимостью» я называю, — пишет Родбертус, — признанную человеком пригодность предмета служить средством для достижения какой-либо цели. Потребимость имеет совершенно объективную основу, заключающуюся в конкретных свойствах предмета и совершенно не зависящую от произвольных представлений человека. Поэтому «потребимые предметы» — суть предметы, в которых признана эта объективная основа, способность определенным образом служить как средство. Сами они не представляют собою ничего больше». (Родбертус К. К познанию нашего государственно-хозяйственного строя, с. 60). Если стоимость — не качество вещи, а ее status (состояние), в которое она попадает вследствие потребности в ее объективных свойствах, то меновая стоимость у Родбертуса это «степень пригодности блага к обмену, зависящая от всеобщности потребности». (Родбертус К. К познанию...., с. 84). Следующей исходной категорией экономической системы Родбертуса является понятие «блага». «Блага» — это «вещи, обладающие стоимостью», которыми овладели. Мир «благ» находится в таком же отношении к миру «вещей, обладающих стоимостью», в каком эти последние находятся к «потребимым вещам». Как из последних человеческое представление создает «предметы», «имеющие стоимость», так из этих предметов человеческая деятельность создает «блага». Наряду со своим специфическим признаком — владением — благо предполагает и содержит в себе «признаки полезности и стоимости». (Родбертус К. К познанию..., с. 61). Отсюда следует и определение «хозяйства». «Хозяйство есть управление наличными благами в целях возможно лучшего удовлетворения потребностей». (Там же). Хозяйство у Родбертуса делится на производственное, государственное, потребительское и домашнее хозяйство, а «среди материальных благ хозяйственными являются только те, которые стоят труда». (Там же, с. 62). Отсюда Родбертус выводит свое определение общества, где господствуют разделение труда: капиталисты, это те которые управляют и за свою работу получают прибыль, рабочие, это те которые работают и получают заработную плату, землевладельцы получают поземельную ренту. Труд соединяет классы, роднит классы, лишает прибавочную стоимость Родбертуса, экономического содержания, называя классовые различия случайными и несущественными для логического понятия общества. «Для того, — пишет Родбертус, — чтобы получить такую полную и правильную картину, прежде всего, необходимо удалить из представления о разделении труда все несущественное, именно, различие между работниками и владельцами земли и капитала! Какие бы громадные исторические и практические последствия ни имело ныне это различие, но, все же, для логического понятия, оно лишь случайно. Для него вышеупомянутые собственники являются не чем иным, как только управляющими отдельных производственных хозяйств, тем, чем они были в действительности, прежде, чем необыкновенное увеличение поземельной ренты и накопление капиталов дали им возможность, затрачивая часть своих рент, назначить других лиц управляющими, из наиболее развитых работников, а остальную часть тратить на собственное удовольствие». (Родбертус К. Капитал. Четвертое социальное письмо к фон Кирхману Карла Родбертуса - Ягецова. Пер с нем. И. Давыдова — СПб. Книгоиздательство «Начало», 1906, с. 53).

 Но блага не стоят ничего другого, кроме труда, или — труд является единственным элементом в процессе возникновения благ, который может быть указан с точки зрения их стоимости. В понятие стоимости Родбертус включает физическую силу, и время труда, а также «материал, который ссужается природой» и дух, который дает идею блага. (См.: Родбертус К. К познанию нашего государственно-хозяйственного строя, сс. 63, 64, 65). Для нас очень важно критическое  замечание  о понятии стоимости Родбертуса -  это, мягко выражаясь, в высшей степени неясное определение в лучшем случае дает нам представление о том, как приблизительно выглядит стоимость, но абсолютно ничего не говорит о том, что она такое. А так как это все, что Родбертус в состоянии нам сказать о стоимости, то понятно, что он ищет такую меру стоимости, которая находится вне стоимости. Как можно логически уразуметь, что потребительная и меновая стоимости существуют одновременно в качестве социальных атрибутов товара. Тот, кто из категорий политической экономии конструирует здание некоторой идеологической системы, тем самым разъединяет различные звенья общественной системы. Он превращает различные звенья общества в соответственное число отдельных обществ, следующих одно за другим. В самом деле, каким образом одна только логическая формула движения, последовательности, времени могла бы объяснить нам общественный организм, в котором все отношения существуют одновременно и опираются одно на другое. Из потребительной стоимости Родбертус конструирует себе «изолированно хозяйствующего человека» (К. Родбертус. К познанию..., с. 70), дополняя это выводом из своего «Исследования в области национальной экономии классической древности» (Русск. пер. Вып. 1-4. Ярославль, 1880-1887), что следует различать собственное хозяйство для потребления и меновое, идеальным выражением которого является замкнутое хозяйство древности — греко-римский ойкос. Здесь сказалось влияние социальной философии И.Г.Фихте и, в частности, его работы «Замкнутое государство» (Русск. пер.: СПб, 1883). Таким образом, потребительная стоимость и меновая стоимость существуют у Родбертуса изолированно друг от друга, подменяют друг друга, если это необходимо, и, в конечном счете, потребительная стоимость отрицает меновую стоимость, так как последняя мешает абсолютизации юнкерского государства. Ведь речь идет о прусском помещике, крупном землевладельце в Померании К. Родбертусе. Крайняя отсталость народного хозяйства Германии, большая задолженность помещичьего землевладения вынуждали юнкеров издавна рассчитывать на государственную помощь. Поэтому и происходит целенаправленное смешение потребительной стоимости с меновой и отрицание меновой стоимости как экономической категории.

Родбертус приходит к выводу, что действительной меры стоимости в природе не существует и что приходится, поэтому довольствоваться суррогатной мерой. В качестве суррогатной меры стоимости мог бы служить труд, но лишь в том случае, если бы продукты равного количества труда всегда обменивались на продукты равного же количества труда, независимо от того, «имеет ли этот случай место сам по себе или же осуществляются мероприятия», которые его гарантируют. Стоимость и труд остаются, следовательно, без какой бы то ни было реальной связи, хотя Родбертус очень много говорит о том, что товары «стоят труда», и только труда и почему именно так, а не по-другому. Труд некритически берется Родбертусом в той форме, в которой он фигурирует у экономистов. Несмотря на то, что Родбертус указывает на различия в интенсивности труда, труд берется им в самом общем виде как «труд, обладающий стоимостью» и, следовательно, измеряющий стоимость — безразлично, расходуется он при нормальных средних общественных условиях или нет. Тратят ли производители на производство продуктов, которые могут быть изготовлены в один день, десять дней или только один день; применяют ли они наилучшие или наихудшие орудия, употребляют ли они свое рабочее время на производство общественно-необходимых предметов и в общественно-необходимом количестве или изготовляют предметы, не пользующиеся никаким спросом, либо предметы, на которые есть спрос, но в количестве большем или меньшем, чем они требуются, — обо всем этом у Родбертуса и речи нет, а есть — труд это труд, продукты равного количества труда должны обмениваться один на другие. Родбертус, который в других случаях всегда готов, кстати и некстати, становиться на точку зрения нации в целом и с высоты всеобщего общественного наблюдательного пункта обозревать отношения отдельных производителей, здесь боязливо этого избегает.

Труд в экономической системе «государственного социализма» у Родбертуса является конечной мерой распределительных отношений — распределения по труду. Родбертус подчеркивает: «Главной целью моих исследований является повысить долю работающих классов в национальном доходе, утвердив ее на солидной основе, чуждой изменчивым влияниям обращения. Я хочу, чтобы этот класс участвовал в выгодах развития производительности труда, и хочу упразднить тот закон..., согласно которому рабочие, как бы не возрастала производительность, силою законов, господствующих в обращении, всегда отбрасываются к уровню заработной платы, не превышающему суммы необходимых средств существования... Предоставлением рабочим большей доли в национальном доходе я хочу одновременно устранить периодические страшные промышленные кризисы, порождаемые исключительно несоразмерностью покупательной силы и производственной способности, а не (как считают Сэй и Риккардо) недостатком производительной силы...» (Родбертус К. К познанию..., с. 81, прим.).

 Недопотребление трудящихся масс у Родбертуса, как и у Сисмонди, является причиной промышленных кризисов. Устранить промышленные кризисы можно только путем повышения доли трудящихся масс в национальном доходе, что уже само по себе противоречит экономической природе товарного способа производства. «В принципе, нет обмена продуктов, но есть обмен участвующих в производстве видов труда. От способа обмена производительных сил зависит и способ обмена продуктов. Вообще форма обмена продуктов соответствует форме производства. Измените эту последнюю, и следствием этого будет изменение формы обмена. Поэтому в истории общества мы видим, что способ обмена продуктов регулируется способом их производства. Индивидуальный обмен тоже соответствует определенному способу производства, который, в свою очередь, соответствует антагонизму классов. Поэтому без антагонизма классов не может быть и индивидуального обмена.

Синтез «изолированного хозяйства» абстрактного труда приводит Родбертуса к абстрактному обмену продуктов труда, к абстрактному распределению по труду, принципом которого является распределение «после труда». Если Смит и Рикардо нивелировали капитал, заработную плату и ренту, то мелкобуржуазная критика классической политической экономии противопоставляет капитал заработной плате рабочего класса в понятии «распределения благ по результатам труда рабочего», так как, по словам Родбертуса, «стоимость исчисляется по труду». (Родбертус К. К познанию..., с. 159). Капитал есть условие производственного процесса и существует до производства; заработная плата сама является продуктом производства и потому распределяется по результатам труда. «И при разделении труда, — пишет Родбертус, — в начале производственного периода не существует никакого натурального запаса средств существования, из которого должно выплачиваться вознаграждение за последующий производственный период; другими словами, заработная плата выплачивается совсем не из имеющегося налицо уже при начале работы запаса средств существования. Заработная плата, наоборот, является долей продукта, следовательно, сама — продукт того периода, за который выплачивается». (Родбертус К. К познанию…, с. 70). Если считать, что капитал необходим для изолированно-хозяйствующего человека как совокупный «запас» материалов, из которых, и орудий, которыми он производит дальше и «запас» средств существования, которыми он живет в течение последующего производства, то значит капитал — это запас средств, при помощи которого рабочий поддерживает свое существование в течение производственного периода. Следовательно заработная плата вытекает из капитала и стоит в одном ряду с материалами и орудиями производства. Родбертус это положение оспаривает и подчеркивает, что «рабочие оплачиваются не из капитала, из имеющегося налицо уже в начале работы запаса, но из самого продукта». (К познанию..., с. 71).

Таким образом, закон стоимости, регулирующий товарно-денежное производство и обращение, Родбертус отменяет и заменяет его более «солидной основой» — современным прусским государством. Государственный заказ прусским помещиком выполнен. Осталось сделать социалистический вывод. В последнем случае закон стоимости следует заменить понятием «распределения после труда» и рассмотреть понятие «труд» в качестве «чистого труда» как «лучший масштаб стоимости». (К познанию..., сс. 83-87). Отсюда следует вывод, что «труд является мерилом стоимости благ». Следовательно, сумма трудового участия трудящихся классов в труде составляет национальный доход. (К познанию..., сс. 156-157). Но если это так, если стоимость национального дохода, как определяет его Родбертус, исчисляется по содержащемуся в нем количеству труда, если, далее, эта исчисленная по труду стоимость эквивалентна сумме всех количеств труда, затраченных непосредственно в производственном периоде и составляющих мерило совокупных притязаний на собственность, — то тогда эта сумма притязаний может быть действительно реализована в равноправном распределении. Осталось ввести «рабочие деньги» и социальная справедливость торжествует! И Родбертус «с первой же строки своей книги, — по замечанию Ф. Энгельса, — прямо устремляется к утопии рабочих денег, а всякое исследование свойства труда создавать стоимость загромоздило бы его путь непреодолимыми препятствиями. Инстинкт Родбертуса оказался здесь значительно сильнее, чем его сила абстрактного мышления, которую, кстати сказать, можно открыть у него только обладая весьма конкретной скудостью мысли». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 187).  Как только отрицается закон стоимости, тут же появляются «новые» или «рабочие деньги» для трудящихся классов. Мелкобуржуазная социально-экономическая мысль развивается по замкнутому кругу.

Удовлетворение претензий на национальный доход могло бы без труда быть осуществлено при помощи «трудовых денег», сущность которых анализируется Родбертусом в доказательстве пятой теоремы. «Трудовые деньги» превосходят все гарантии металлических денег в виде золотой и серебряной монеты. Достаточно было бы, чтобы каждый по окончании работы получал удостоверение о количестве затраченного им в часах, днях и неделях труда, для того чтобы затем реализовать его в качестве ассигновки в магазинах и лавках государства в таком количестве любых потребительных благ, сколько представлено одинаковым количеством труда. «В процессе этой реализации, — пишет Родбертус, — не только национальный доход должен быть уравновешен притязаниями на него, но одновременно национальный капитал должен сохраниться неизменным... Тогда, поскольку весь материал еще принадлежит государству, для передвижки продукта с одной ступени производства на следующую, в качестве материала для последней, достаточно простого государственного распоряжения». (Родбертус К. К познанию..., с. 158).

 Трудовые деньги у Родбертуса есть результат отделения денег, как экономической категории, от производственных отношений, результат эклектической, спекулятивной подмены трудовой стоимости «простым государственным распоряжением», результат превращения трудовой стоимости в государственную стоимость и, наконец, результат идеализации государственной стоимости и денег, превращенных в средство государственного распоряжения и существующих независимо от производственных отношений.

С другой стороны, «рабочие деньги» Родбертуса, выпускаемые юнкерским государством, юридически конституируют, осуществляют государственную стоимость в трудовой стоимости и рабочем времени, а цена, как денежное выражение стоимости, получает законодательное определение. Противоречия между трудом и капиталом преодолеваются в рамках существующего строя за счет обращения «рабочих денег», как политической категории. «Переход к утопии совершен в одно мгновение, — подчеркивал Ф.Энгельс. — «Мероприятия», обеспечивающие обмен товаров по их трудовой стоимости в виде правила без исключений, не представляют для Родбертуса никаких затруднений. Другие утописты того же направления, от Грея до Прудона, мучились над тем, что, мудрствуя, измышляли общественные учреждения, которые должны были осуществить эту цель. Они пытались, по крайней мере, решать экономические вопросы экономическим же путем, путем действий самих товаровладельцев, обменивающихся своими товарами. У Родбертуса дело решается гораздо проще. Как истый пруссак, он апеллирует к государству, и реформа декретируется государственной властью». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 187). Осуществимо ли благое пожелание законодательных мероприятий, при помощи которых продукты всегда и при всех обстоятельствах обменивались бы только по их трудовой стоимости? Разумеется — да, если «рабочие деньги» декретировать рабочим, трудящимся классам, а металлические деньги в виде золотой и серебряной монеты, как отражение необходимой формы стоимости товара, а не продукта труда, оставить предпринимателям, капиталистам. Так Родбертус и поступает. В условиях государственного регулирования экономикой Родбертус для капиталистов оставляет металлические деньги в качестве предпринимательского фонда развития производства, а трудовые деньги рассматривает лишь как «форму расчета» при выплате заработной платы и ренты. (См. Родбертус К. К познанию..., с. 158).

 «Тем самым благополучно «конституируется» стоимость, но отнюдь не приоритет в этом конституировании, на что претендует Родбертус» (Ф.Энгельс). Однако государство конституирует только часть стоимости, ту часть, которая непосредственно является продуктом труда рабочего класса. Государство выпускает свои бумажные «рабочие деньги», ссужает ими промышленных капиталистов, последние оплачивают труд рабочих в той пропорции, в какой рабочие относятся к средствам производства. «Между тем, — пишет К. Родбертус, — наибольшее различие возникает лишь при разделении национального дохода. Дело в том, что здесь продукт является такой же собственностью землевладельца и владельца капитала, как и сама земля и капитал. Результатом этого является не только то, что собственники теперь имеют долю в продукте, а поэтому и в национальном доходе, но и превращение отношения в обратное, так что приходится говорить, что теперь только рабочие имеют долю в продукте, а поэтому и в национальном доходе. Но дележ между этими различными претендентами неизбежно может быть осуществлен только в такой форме, что — вместо того, чтобы, как в другом положении, государство свидетельством о всем количестве затраченного труда выдавало рабочим «ассигновку» на весь продукт, — теперь землевладельцы и капиталисты дают рабочим в виде заработной платы только ассигновку на часть продукта, а поэтому, значит, как бы свидетельство в меньшей затрате труда, чем это имело место в действительности. Свидетельство в затрате остальной части действительно отданного непосредственного труда они сохраняют в своих руках тем, что делят эту оставшуюся часть между собой в том отношении, в котором стоимость сырого продукта находится к стоимости Фабриката» (Родбертус К. К познанию..., с. 161).

Здесь следует сделать небольшое отступление от намеченной линии исследования и вновь обратиться к уже не раз сказанному. Если условно абстрагироваться от методологии государственного социализма прусского помещика К.Родбертуса, то можно констатировать известное приближение экономической теории Родбертуса к понятию прибавочной стоимости . Фридрих Энгельс писал Бебелю в письме от 22 декабря 1882 года: «В своих «Soziale Briefe» («Социальных письмах») Родбертус очень близко подошел к понятию прибавочной стоимости, но последнего шага он не сделал, не то ему пришлось бы распрощаться со всеми своими мечтами о том, как бы помочь запутавшемуся в долгах юнкеру, а на это наш милейший Родбертус пойти не мог. Но ты прав: он во много раз лучше всех немецких вульгарных экономистов, включая и катедер-социалистов, которые ведь питаются нашими отбросами». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 27. с. 273).

«Рабочие деньги» в товарном метаморфозе Т—Д—Т у Родбертуса появляются лишь за тем, чтобы его покинуть. Деньги в цепи товарных метаморфоз у Родбертуса не появляются в обмен на товар, т.е. экономический акт Т—Д формально отсутствует, но при этом товар остается в качестве общественной формы производства. Рабочие деньги, главным образом, обслуживают конечное движение элементов общественного производства — из производства в потребление, т.е. рабочие осуществляют односторонний акт купли Д—Т, возвращая деньги к их исходному пункту — государственному казначейству. И все повторяется вновь. Деньги в экономическом акте Т—Д декретируются государством для промышленных капиталистов, а экономический акт Д—Т завершают процесс декретирования денег. Таким образом, товарный метаморфоз Т—Д—Т разрывается государством на самостоятельные акты Т—Д и Д—Т, а цепь товарных метаморфоз можно представить как Т—Д... Д—Т. При этом «рабочие деньги» выпадают из товарного обращения, т.к. являются не экономической категорией, а политической и декретируются государством, т.е. форма Д... Д, являясь посредствующим звеном, выражают экономическую функцию самого Государства (Г). Отсюда общественное производство при государственном социализме может быть представлено как Т—Г—Т, а последовательная цепь товарных метаморфоз, следуя за указаниями Родбертуса, дает нам форму скорее политического производства Г—Т—Г, чем материального. Таким образом, государство порождает самое себя посредством «рабочих денег» и товарного производства. Г.В.Плеханов справедливо отметил: «Родбертус... решился искать в правовых учреждениях объяснения общественно-экономических явлений и тем не только отнял у себя возможность найти это объяснение, но и лишил себя единственного разумного критерия для оценки самих правовых учреждений. Вместо объяснения, ему пришлось ограничиться простым описанием экономической жизни общества на различных стадиях его развития». (Плеханов Г.В. Экономическая теория Карла Родбертуса. — Краснодар: Партийно-кооперативное издательство «Буревестник», 1924, с. 49).

Описание «рабочих денег» Родбертуса, декретируемых государством «сверху», следует рассмотреть более детально, подробно.

Капитал и труд, говорят английские экономисты, по самой своей сущности — две враждебные друг другу силы. Как можно заставить их жить рядом и оказывать взаимную поддержку? Для этого существует только одно средство, говорят английские социалисты. Нужно чтобы рабочий не ощущал недостатка в заработке и чтобы хозяин, со своей стороны, в быстром сбыте изделий находил источник для приличной оплаты труда. Производство станет бесконечно активным, а потребление соответственно эластичным. Кто же будет тогда иметь право или намерение жаловаться. Заработок одних будет всегда достаточен, доходы других значительны. Это положение весьма хрестоматийно для всего мелкобуржуазного социализма. В его основе лежит идея социальной гармонии, единства классов, идея представительной, парламентской демократии, выражающей интересы всех классов, интересы союза классов, находящихся внутри товарного способа производства.

Все проекты социальной республики, начиная с проекта Луи Блана, мыслились по одинаковому мелкобуржуазному образцу. Если же вкрадывалось сомнение в нереальности очередного проекта социальной республики на основе социальной гармонии, то сразу появлялся, так называемый, «социальный вопрос». Суть социального вопроса, по мнению Карла Родбертуса, заключается в том, что возрастание производительности труда не сопровождается пропорциональным ему увеличением заработной платы. С другой стороны, социальный вопрос суть лишь цель для социальной республики, в то время как «рабочие деньги» есть средство для решения социального вопроса. Все мелкобуржуазные экономисты, а вслед за ними и мелкобуржуазные социалисты в проектах «рабочих денег» только увековечивали исторические условия существования денег вообще, т.е. увековечивали условия разделения труда.

Для положительного доказательства разделения труда необходимо доказать необходимость денежного обращения, для доказательства последнего необходимо доказательство «социальной гармонии». Деньги в экономической теории мелкобуржуазного социализма существуют только при условии социальной гармонии, а не наоборот.

Вывод о «социальной гармонии» делается на основании двух посылок. Первой посылкой является условие отделения отношения распределения продуктов труда от распределения средств производства внутри товарного способа производства, т.е. подмена частной собственности общественной. Родбертус подчеркивает характерную черту будущего производственного периода, «в котором объектами частной собственности будут лишь предметы потребления, почва же и продукт национального производства, пока он не сделался еще доходом, составят собственность всего государства». (Цит. по: Плеханов Г.В. Экономическая теория Карла Родбертуса. — Краснодар, 1924, с. 46). Второй посылкой является отделение понятия разделения труда от понятия разделения результатов труда. Разделение труда выводится из понятия «разделения результатов труда», т.е. освобождается тем самым простор для категорического императива морали.

Родбертус пишет: «Как достаточная производительность составляет реальное условие разделения труда, поскольку последнее состоит в разделении отраслей производства и операции, так существует и реальное условие для другой его стороны — разделения результатов труда. Этим условием, выраженным в общей форме, является возможность соглашения участников раздела». (Родбертус К. К познанию..., с. 175). Соглашение участников раздела, в свою очередь, основано на распределении «после труда», т.е. на понятии пропорциональности роста доходов и возрастания производительности труда. Размеры дохода, в силу необходимого в человеческом общежитии правового порядка, не могут быть произвольными. Доходы должны быть пропорциональными результату, доставляемому производительной силой каждого в отдельности. Распределение национального дохода, по мнению Родбертуса, следует рассматривать «как всеобщее сведение счетов». Поэтому в условиях разделения труда необходимо должно иметься средство сведения счетов. Этим расчетным средством может быть только «расписка» получаемая каждым в замен сданного им в обращение продукта и удостоверяющая факт этой сдачи; это «удостоверение» будет одновременно служить «ордером» на получение такой же суммы от всякого, также изготовившего какой-либо продукт для обращения. Для этого последнего этот «ордер» сыграл бы одновременно роль «удостоверения» в сдаче продукта и роль «ассигновки» на получение нужного ему. «Рабочие деньги» и расписка о количестве труда суть понятия тождественные. «Наконец для завершения разделения труда, — пишет К. Родбертус, — необходимы деньги... Таким образом, в конце концов, разделение труда нуждается еще в средстве обмена, которое принималось бы всяким за отдаваемый им продукт и за которое каждый мог бы получить то, в чем нуждается чем, конечно, устраняется затруднение. Это средство будет необходимо отличаться двумя особенностями. Оно, с одной стороны, будет в состоянии выразить стоимость благ, и значит, составит «мерило стоимости», а, с другой стороны, — оно будет служить средством обращения, т.е. средством доведения каждого блага до испытывающего в нем потребность». (Родбертус К. К познанию..., сс. 176-177).

 Родбертус, таким образом, возрождает в «рабочих деньгах», этих расписках о количестве затраченного труда, основные функции традиционных денег: функцию меры стоимости и функцию средства обращения. В отношении меры стоимости Родбертус пишет так: «Расчетное средство должно непосредственно удостоверять только стоимость продукта, для того чтобы сдатчик одновременно получал ассигновку на стоимость». (Родбертус К. К познанию..., с. 179). И в отношении функции денег как средства обращения Родбертус указывает основную черту традиционных денег. Необходимо, чтобы расчетное средство могло быть реализуемо во всякое время, что возможно лишь тогда, «когда вся сумма стоимостей, выраженная массой выданных удостоверений и ассигновок, будет налицо в виде натуральных благ». (Родбертус К. К познанию..., с. 180). Затею Родбертуса о введении «рабочих денег» является нелепой. «Так как под каждую расписку доставлен соответствующий носитель стоимости и ни один носитель стоимости, в свою очередь, не выдается иначе, как только после представления соответствующей расписки, то сумма расписок должна постоянно покрываться суммой носителей стоимости; сведение счета происходит без малейшего остатка, все совпадает, вплоть до секунды труда, и ни один поседевший на службе счетовод главной кассы государственного казначейства не в состоянии будет открыть в нем ни малейшего просчета. Чего же еще более желать». ( Энгельс).  Социальное равенство доказывается Родбертусом математически.

Карл Родбертус разворачивает понятие денег от трудовой единицы до традиционного выражения закона стоимости в товаре. В результате эклектического соединения элементов классической политической экономии с методологией замкнутого торгового государства Фихте получается вульгарный антипод традиционных денег — «рабочие деньги», существующие идеально, а не реально. «Трудовые деньги» Родбертуса несут в себе свое собственное отрицание. Деньги в социалистической теории Родбертуса выполняют две методологические функции. С одной стороны, они изнутри разрушают шаткое здание мелкобуржуазной природы трудовых денег, доказывая несостоятельность распределения по труду после труда посредством единицы трудового расчета. С другой стороны, трудовой расчет Родбертуса увековечивает деньги вообще, так как из трудового расчета и трудовых денег их автор выводит иллюзию социального равенства.

Государственное хозяйство или национальная экономия характеризуется хозяйственным общением, которое создается с разделением труда: «... деньги так же предполагают разделение труда, как последнее предполагает деньги, т.е. они возникают uno actu с (правильным) разделением труда». (Родбертус К. К познанию..., с. 182). Разделение труда, как проявление самого государства с одной из его сторон, по мнению Родбертуса, возникло не ранее его и не через него, но одновременно с ним, и имеет потому такие же первоначальные естественные и бессознательные источники и исходные точки, как и оно само. Поэтому и деньги не могли быть введены свободным решением человека, а ввели сами себя. И если разделение труда рассматривается Родбертусом как естественное состояние человеческого общества, а государство и деньги продуцируются из разделения труда, то вполне закономерен и вывод о естественном состоянии социального равенства в условиях разделения труда. Родбертус подчеркивает: «Однако сущность разделения труда лежит не в индивидуализме последнего, а в его коммунизме. Разделение труда должно было бы означать именно общение труда». (Родбертус К. Капитал. Четвертое социальное письмо к фон Кирхману Карла Родбертуса Ягецова, с. 52). Следовательно, государство и «трудовые деньги» суть естественные условия социального равенства людей. Все работают друг для друга. Средством распределения потребительных благ являются «трудовые деньги», декретированные государством.

Абсолютизация распределительных отношений в структуре отношений способа производства объективно ведет Родбертуса к абсолютизации функции денег как средства обращения. Автор «государственных денег» подчеркивает, что «деньги могут и должны давать только такого рода гарантию, что произведенная в системе разделения труда стоимость достаточна для того, чтобы удовлетворить каждого, кто благодаря владению благородным металлом или каким-либо другим товаром имеет ассигновку на эту стоимость и реализует ее в ней. Эту гарантию дает расчетное средство, являющееся товаром, тем, что оно, как и всякий товар, подчинено издержкам производства и законам определения стоимости». (Родбертус К. К познанию..., с. 182). Поэтому золото и серебро не только функционируют в качестве денег, но и суть деньги. Ныне золото и серебро суть только еще деньги, или скорее уже деньги, так как владелец их имеет уверенность в том, что с помощью их он всегда получит те блага, которые он хочет иметь в качестве возмещения за отданный им продукт. «Тем самым, — подчеркивает Родбертус, — металлические деньги сегодня суть только деньги — не потому что они являются товаром, потребным каждому и принимаемым каждым как потребный товар, который в силу этого функционирует в качестве денег, а потому, что они представляют собою обеспеченную ассигновку, потому, что они стали деньгами и по самому своему понятию». (Родбертус К. К познанию..., с. 188).

 Рабочие ассигновки обеспечиваются государством, в то время как «трудовые деньги» суть только понятие государственного социализма Родбертуса и не более того. По поводу подмены закона стоимости «законом государственной стоимости», выведенным померанским помещиком из Ягецова, Фридрих Энгельс язвительно замечает: «Если же мы теперь спросим, какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходимом количестве, а не в большем, что мы не будем нуждаться в хлебе и мясе, задыхаясь под грудами свекловичного сахара и утопая в картофельной водке, или что мы не будем испытывать недостатка в брюках, чтобы прикрыть свою наготу, среди миллиона пуговиц для брюк, то Родбертус с торжеством укажет нам на свой знаменитый расчет, согласно которому за каждый излишний фунт сахара, за каждую непроданную бочку водки, за каждую не пришитую к брюкам пуговицу выдана правильная расписка, расчет, в котором все в точности «совпадает» и по которому «все претензии будут удовлетворены, и ликвидация этих претензий совершится правильно». А кто этому не верит, тот пусть обратится к счетоводу Икс главной кассы государственного казначейства в Померании, который проверял счет, нашел его правильным и как человек, еще ни разу в недочете по кассе не уличенный, заслуживает полного доверия» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 190).

Таким образом, деньги Родбертуса выполняют одну единственную свою Функцию, функцию средства обращения, «будучи взяты эмпирически они (т.е. деньги — Ю.П.) представляют собой не что иное, как средство обращения, логически они являются расчетными средством». (Родбертус К. К познанию..., с. 190). А «расчетным средством»  может служить и простая бумажная квитанция.

Рассматривая деньги как «расчетное средство», посредством которого осуществляются распределительные отношения и человек получает возмещение за отданный продукт, Родбертус приходит к выводу о том, что «простой талон может занять место расчетного средства». При этом расчетное средство должно подчиняться следующим обязательным условиям:

а) «расчетное средство должно быть в состоянии выражать стоимость благ;

б) оно должно давать гарантию того, что выраженная им стоимость действительно произведена и имеется налицо».

«Если таким образом, — указывает Родбертус, — простой талон в состоянии:

а) обозначить стоимость, которую удовлетворяет расчетное средство и на получение которой оно выдает ассигновку, и

б) если простой талон позволяет принять меры, с помощью которых, гарантируется наличие этой удостоверяемой и ассигнуемой стоимости, — тогда, очевидно, и простой талон может выполнить функции расчетного средства».

«Этим условиям действительно может удовлетворять простой талон, если осуществлена предпосылка, согласно которой стоимость благ всегда совпадает с суммой затраченного труда». (Родбертус К. К познанию..., сс. 190-191).

Мерой трудовой стоимости, как и во всех проектах «рабочих денег» от Оуэна и Грея и до Прудона, будет рабочее время. Все утопические проекты «рабочих» и «трудовых» денег требуют такой организации отношений обмена, при которой целью производства станет уничтожение эксплуатации наемного труда капиталом. Каждый производитель должен получить полностью трудовую стоимость своего продукта, что и возможно только при строгом государственном учете затраченного рабочего времени. Родбертус пишет, что «один день, или один час, или одна минута так же точно обозначают величину стоимости, как и количество серебра, содержащееся в талере, гроше и пфенниге». (Родбертус К. К познанию..., с. 191). На этом положении кончается сходство всех утопических проектов «трудовых денег» от Грея и до Прудона и начинаются различия.

Если предшественники Родбертуса по утопической переработке трудовой теории стоимости Рикардо вводили свои «рабочие деньги» демократическим путем внутри экономики при обмене продуктов «рабочими базарами» и «обменными банками», то Родбертус, «вся социальная реформа которого выкроена в 1842 г. применительно к тогдашнему прусскому государству, передает все дело на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабочему его долю из его собственного продукта» (Ф.Энгельс). Другими словами, Родбертус предварительно вводит в экономику государство, подчиняет экономику государству, а затем только вводит «трудовые деньги». И по существу деньги из «трудовых» превращаются в «государственные» расчетные талоны, а экономическая категория «деньги» превращается в категорию политическую.

Суть проблемы заключается в продуцировании способа общественного производства, экономики из государства. Делается это Родбертусом весьма «деликатно»  для прусского помещика. Если для Лассаля, ученика Родбертуса, государство является «ночным сторожем», то для Родбертуса государство суть страж экономики.

При организации условий государственного обмена трудовых стоимостей следует избегать, по мнению Родбертуса, двух опасностей. Первая опасность — это изготовление фальшивых трудовых талонов или записок о времени своего труда. «Право эмиссии талонов может поэтому принадлежать только государству, которое и в дороговизне средств, применяемых при фабрикации их, и в подобающем уголовном праве, применяемом к обманщикам, располагает достаточными средствами для предотвращения этой опасности; ибо еще никогда опасность подделки современных бумажных денег не приводила к их обесценению». (Родбертус К. К познанию..., с. 192). Вторая опасность состоит, по мнению Родбертуса, в том, что само правительство, эмитирующее талоны, может обмануть нацию. «Но эта опасность без сомнения может быть устранена организацией власти, привлечением частных лиц и публичным контролем». (Родбертус К. К познанию..., с. 193). Если нация гарантирована от этих опасностей, тогда в отношении условий организации способа производства остается еще вопрос о способе введения «рабочих денег»: речь идет у Родбертуса о том моменте в обращении, с наступлением которого на сцену выступает государство для того, чтобы эмитировать эти деньги.

Родбертус выделяет два условия введения государства в экономику. Первое условие — это условие, «когда отсутствует приносящая ренту собственность», т.е. условие существования экономики на основе государственной собственности. Второе условие — это условие с «наличием приносящей ренту собственности», т.е. условие частной собственности. Однако не было бы проблемы, если бы названные условия рассматривались Родбертусом отдельно друг для друга. Проблема для Родбертуса заключается в необходимости соединить условие государственной собственности с условием частной собственности в одно условие, что, в конечном счете, и делает социализм Родбертуса государственным социализмом, а условие эксплуатации наемного труда капиталом, декретированным государством в «рабочих деньгах» эксплуатацией.

В условиях, когда отсутствует приносящая ренту собственность, вся земля, весь капитал принадлежит государству, которое использует их в соответствии с предварительно составленным балансом потребностей отдельных производственных хозяйств. Частные лица, в соответствии со своим выбором и уменьем, работают в них над национальным продуктом, чтобы затем, соразмерно доле своего участия в производстве его, получить свое вознаграждение из национального дохода. Это — сведение счетов, которое должно быть опосредовано деньгами. Действительно, в этом состоянии легко осуществить то требование, в котором здесь заключается все дело: каждый получает взамен изготовленного им продукта удостоверение о заключающемся в нем количестве труда.

Как сегодня, по окончании работы, предприниматель выплачивает рабочему вознаграждение в форме металлических денег, так и там председатель производственного хозяйства — в форме трудовых талонов. Рабочий реализует их вслед за тем потребительских благах в магазинах и лавках государства соответственно удостоверенному количеству его труда, которое одновременно в качестве «мерила стоимости» показывает то количество благ, которое может быть на него получено. Таким образом, эти билеты притекают обратно в кассы государства, чтобы затем быть снова эмитированными при новом производстве. При таком способе эмиссии никто не может стать владельцем ассигновки на стоимость, если он не дал сам такой же стоимости для удовлетворения общественных потребностей и таким образом невозможно, чтобы эти деньги когда-либо не нашли своего эквивалента. «В том состоянии, — пишет Родбертус, — когда отсутствовала приносящая ренту собственность, деньги были бы введены таким путем, что удостоверялось бы затраченное каждым количество непосредственного труда. Тогда величина введенной таким путем суммы денег точно соответствовала бы, при известной нам предпосылке, стоимости национального дохода, и поэтому существовала гарантия того, что деньги всегда отыщут указанную в них стоимость». (Родбертус К. К познанию..., с. 194).

Существование трудовых денег, «расчетных талонов» Родбертус предусматривает также и при состоянии, характеризующемся наличием «приносящей ренту собственности», когда «земля и капитал принадлежат частным лицам». Такое состояние одной своей стороной ведет к тому, что частные лица являются предпринимателями, т.е. ведут хозяйство для себя, а другой своей стороной — к тому, что рабочие не получают всей стоимости продукта в виде потребительных благ, но принуждены делить ее с землевладельцами и собственниками капитала. «В этих условиях государству никогда не приходится свидетельствовать факт сдачи ему продукта, так как продукты все время остаются в руках частных лиц. Государство здесь должно вмешаться в тот момент, когда потребители закупают у предпринимателей последних стадий производства... необходимые им предметы». (Родбертус К. К познанию … с. 194). Государство, как третье лицо, «должно в обмен на сумму прежних денег, уплачиваемую за них потребителями, вручить предпринимателям в новых деньгах полную сумму стоимости отданных ими потребительских благ (всего содержащегося в них количества труда). Результат получается такой же, как и в том положении, когда отсутствует приносящая ренту собственность». (Родбертус К. К познанию..., с. 194). Таким образом «трудовые деньги» Родбертуса объективно соединяют условия существования частной собственности с государственной собственностью на землю и капитал. Государство объективно становится третьим лицом, в силу этого является условием превращения капитализма в социализм или наоборот социализма в капитализм посредством денежной эмиссии. Государство не меняется при переходе от капитализма в социализм, меняется только характер и количество денег, эмитированных прежним государством.

Трудовые деньги Родбертуса различия между социализмом и капитализмом сводят к нулю. Само государство остается неизменным в силу прусского варианта социализма, реализованного блестяще в методологии государственного социализма Карла Родбертуса-Ягецова. Государственный социализм Родбертуса-Ягецова после Октябрьского переворота в России (1917 г.) объективно относит Родбертуса к числу реакционных экономистов. Однако Родбертус предусматривает экономические изменения в условиях существования самого капитала, который к середине XIX века набрал достаточно силы, чтобы оттолкнуть от себя всякие проекты государственного ограничения экономических условий развития частной собственности. Ведь у Родбертуса в любых условиях «эмитированная денежная сумма не превышает наличной суммы стоимости», и поэтому, считает Родбертус, — «каждый, заслуживший своим участием в производстве национального продукта право на получение потребительских благ, получил эти новые ассигновки на стоимость как бы уже оплаченными». (Родбертус К. К познанию..., с. 195).

Современники Родбертуса отмечают, что его книга «К познанию нашего государственно-хозяйственного строя» (1842), где сформулированы основные положения методологии государственного социализма, была встречена холодно во всех слоях общества. В это замечание вполне можно поверить, т.к. мелкобуржуазная теория прибавочной стоимости, лежащая в основе методологии государственного социализма, и конституированная в «трудовых деньгах» Родбертуса не отвечала, в первую очередь, интересам самой буржуазии, как класса «для себя», укрепившего к середине ХIХ века свое экономическое положение во всей Европе. Буржуазию не устраивало такое положение, при котором на всех стадиях производства капитал только обновляется, а прибавочная стоимость, по теории Родбертуса, повторяется в производстве «от одной стадии к другой, до тех пор, пока на всех следующих друг за другом стадиях производства доход получателей ренты и рабочих не будет снижен, а капитал полностью опять восстановлен». (Родбертус К. К познанию..., с. 195).

 Теория «государственных денег» Родбертуса является, следовательно, утопической как для буржуазии, так и для пролетариата, разработкой теории трудовой стоимости классической буржуазной политической экономии в лице английского банкира Д.Рикардо.  «Рабочие деньги» Родбертуса закрывают для буржуазии источник накопления богатства и тем самым реализацию завоеванного права наследования, что, в конечном счете, является необходимым условием производства частной собственности как господствующего способа организации производительных сил в капиталистическом обществе. Идея права наследования глубоко вошла в общественное сознание буржуазии, что нашло свое выражение в художественной литературе. Наиболее ярко мысль о праве наследования звучит у Филиппа Эриа в романе «Семья Буссардель»: «Послушайте меня, дети, — говорит отец семейства Флоран Буссардель, — большие предприятия, которые затевает человек, не успевают принести все свои плоды до его смерти. Жизнь наша коротка, одному поколению не всегда удается собрать жатву — нередко лишь через несколько поколений сказываются результаты отцовских начинаний. Ах, как я боюсь этих философов последней школы, которые хотят уничтожить среди прочих установлений право наследования. Наследование! Да ведь это лучшее средство, найденное людьми, чтобы им жить в чем-то и после смерти! Религия скоро сойдет со сцены, а если право наследования исчезнет, то распадутся самые устои буржуазии, как дом без креплений, — а какое же это получится общество, раз в нем не будет больше буржуазии? Грош цена такому обществу!.. — идея наследования, или, вернее, преемственности, — великая идея. Она мной руководила, поддерживала меня в тяжелые дни; именно благодаря ей я и достиг того душевного спокойствия, которым наслаждаюсь теперь, когда близится час смерти». (Эриа Ф. Семья Буссардель. — М.: Мир, 1964, сс. 288-289).

«Трудовые деньги» Родбертуса, как уже указывалось выше, носят идеальный характер и противоречат реальным, традиционным деньгам в силу своей мелкобуржуазной природы — абсолютизации потребительной стоимости и конституировании последней в лице прусского государства. «Мои деньги, — подчеркивает Родбертус, — находят мерило стоимости непосредственно в самих благах. При эмиссии денег... может иметь место не только обман, но и ошибки государственной власти: она может нечаянно выпустить слишком много или слишком мало денег. При эмиссии предложенных мною денег последнее совершенно невозможно, так как эмиссия происходит тогда и постольку, когда и поскольку ей уже соответствует имеющаяся налицо стоимость». (Родбертус К. К познанию..., сс. 198-199, прим).

 Все попытки осуществления гармонического товарного обмена на основе «идеальных» денег или «трудовых денежных знаков» в виде квитанций или талонов кончались провалом еще до начала введения их в жизнь в силу того, что они абсолютно противоречили интересам буржуазии. Действительно оригинальная сторона Родбертуса — это его по-померански помещичье «преломление утопии трудовых денег Прудона, а до Прудона — Оуэна и Грея» (Энгельс). С другой стороны, если даже и представить на минуту существование «трудовых денег» или расчетных талонов для трудящихся классов, то все проекты «новых» денег создавались и продолжают создаваться современниками, участниками реальных товарно-денежных отношений и поэтому все мелкобуржуазные авторы «новых» денег оставляют для себя возможность превратить свой непосредственный труд в накопленный труд, а накопленный труд в капитал. Так, например, у Родбертуса, земельная рента и прибыль остаются в неурезанном виде. Это вытекает из того положения, что землевладельцы и промышленные капиталисты также выполняют известные общественно-полезные и даже необходимые (управленческие) функции, хотя экономически и непроизводительные, и в виде земельной ренты и прибыли получают в определенной мере содержание за эту работу. «Из-за этого отношения (необходимости раздела стоимости между рабочими, с одной стороны, и собственниками земли и капитала, с другой), — пишет Родбертус, — рабочие не получают свидетельства на всю величину действительно затраченного ими труда, но лишь на такую его часть, какую они должны получить от стоимости продукта в виде реальной заработной платы. Если, например, последняя равна 1/3, тогда при длине рабочего дня, равной 12 часам, они получат от предпринимателя плату только за 4 часа работы, вместо того чтобы получить ее за полный день. Денежная стоимость восьми часов осталась бы в руках капиталистов и землевладельцев, которые получили бы в ней ассигновку на свои ренты». (Родбертус К. К познанию..., с. 196).

Таким образом, в условиях развитого товарно-денежного обмена «трудовые деньги» уже на первом круге обращения превратятся в капитал, т.е. абсолютно утратят свое «трудовое» происхождение. «Родбертусу нужен привилегированный класс, по меньшей мере,  на ближайшие 500 лет, а потому современная норма прибавочной стоимости, — по словам Ф.Энгельса, — должна быть сохранена, но не должна возрастать». Эту современную норму прибавочной стоимости Родбертус принимает в 200%, то есть при ежедневном двенадцатичасовом труде рабочий должен получать расписку не на двенадцать, а только на четыре часа, стоимость же, произведенная в остальные восемь часов должна делиться между землевладельцем и капиталистом. Трудовые расписки Родбертуса, следовательно, служат для обмана. Но нужно опять-таки быть владельцем дворянского поместья в Померании, чтобы вообразить, что рабочий класс согласится работать по двенадцать часов, а получать расписки на четыре часа. Если перевести фокус-покус капиталистического производства на этот наивный язык, то он выступает как неприкрытый грабеж и становится невозможным. Каждая выданная рабочему расписка была бы прямым призывом к восстанию и подпадала бы под действие § 110 германского Имперского уголовного кодекса».

Таким образом, в социалистической теории Карла Родбертуса-Ягецова относительно его проекта «рабочих денег» нашла свое отражение теория конституированной стоимости, определившая судьбу дальнейшего развития трудовой теории стоимости Рикардо «в направлении к утопии» (Энгельс). Условием утопической разработки трудовой теории стоимости стало абсолютизация распределительных отношений в сложной структуре товарного способа производства, где распределение продуктов производства есть результат распределения средств производства, закрепленного правом собственности.

Следовательно, мы можем не без основания констатировать  несостоятельность нового способа распределения национального продукта в теории Родбертуса. Но хотя настоящая наука и должна была бы показать это, однако теория Родбертуса ничего этого не показала. Обещание новой полной и лучшей теории распределения национального продукта — оказалась пустым словом. Государственный метод распределения национального продукта совершенно закрывает всякий путь к анализу кризисов, а Родбертус только повторяет теорию недопотребления Сисмонди. Методологическую несостоятельность государственного распределения Родбертуса отмечает Ф.Энгельс: «Вместе с этим им (Родбертусом - Ю.П.) было утеряно первое условие всякой критики — отсутствие предвзятого мнения. Он всю свою работу подгонял к заранее намеченной цели, стал тенденциозным экономистом. Раз, очутившись во власти своей утопии, он лишил себя всякой возможности научного прогресса. С 1842 г. до своей смерти Родбертус вертится как белка в колесе, постоянно повторяет одни и те же мысли, высказанные или намеченные уже в первом его произведении, чувствует себя непризнанным, считает себя ограбленным там, где нечего было грабить, и, наконец, не без умысла отказывается понять, что он вновь открыл, в сущности,  давно уже открытое». Это замечание Фридриха Энгельса касается не только теории прибавочной стоимости в ее мелкобуржуазном изложении, но и общей методологии государственного социализма.

 Родбертус повторяет концепцию замкнутого торгового государства Фихте, абсолютизирует государство вслед за философией государства Шеллинга, отрывает государство от общества как это делает Гегель. На этой методологической основе производство у Родбертуса исключает самое себя, а государство, наоборот, становится экономической категорией изолированного хозяйства, в основе которого находится хозяйственное положение полного индивидуализма. «Именно, в этом состоянии, — подчеркивает Родбертус в «Четвертом социальном письме к фон Кирхману, — немыслимы ни хозяйственные понятия национальной потребности, национального производства, национального продукта, национального капитала, национального дохода, ни понятия распределения и обращения благ, ценности (меновой ценности) и денег. Все эти понятия, вследствие индивидуалистического единства, в каком находится еще хозяйственное состояние, так же невозможны, как излишни, и, поэтому, сообразно своей природе, лежат далеко за пределами индивидуального производственного или потребительного хозяйств». (Родбертус К. Капитал. Четвертое социальное письмо к фон Кирхману Карла Родбертуса-Ягецова.-СПб. 1906, с. 49).

 Социалистический вывод из теории замкнутого торгового государства Фихте сделать весьма просто: «Нам нечего, следовательно, бояться коммунизма, — утверждает Родбертус. — Лишь ложные коммунистические системы могут быть опасными. Но мы вообще целиком торчим в коммунизме, так как природа всякого общества — коммунистична». (Родбертус К. Капитал..., с.58).

Остается сделать так, чтобы только рабочие проявили достаточно  кротости и убедили себя, будто в течение всех двенадцати часов работы, тяжелого труда они в действительности проработали только четыре часа и в награду за это им на веки вечные Родбертус гарантирует, что их доля в их собственном продукте никогда не упадет ниже одной трети. «Это действительно разыгранная на игрушечной трубе музыка будущего». Далее – «нужно быть человеком, никогда не видевшим иного пролетариата, кроме находящихся еще фактически в полукрепостном состоянии поденщиков дворянских поместий в Померании, где господствует кнут и палка и где все красивые женщины деревни составляют принадлежность барского гарема, чтобы представить себе, что можно выступать перед рабочими с такими бесстыдными предложениями» (Ф.Энгельс).

Конституированная стоимость, нашедшая свое законченное теоретическое обоснование в «государственных деньгах» Родбертуса, заставила эволюционировать «трудовые деньги» от филантропической идеи Роберта  Оуэна до откровенно реакционной  идеи государственного социализма Родбертуса, в которой цинично выражен консервативный дух прусского государства.

«Государственный социализм» Родбертуса является утопической теорией развития товарного производства.  С одной стороны, государственный социализм предполагает социализм, отрицая капиталистические принципы материального производства, основанные на частной собственности и законе стоимости.  С другой стороны, государственный социализм оставляет частную собственность, ограниченную государственной сферой ее приложения для осуществления социалистических принципов организации товарного производства и непосредственного труда.

Государственный социализм, таким образом, у Родбертуса, является единством противоположностей, без необходимой борьбы противоположностей для существования общественного прогресса. Государство производит социализм посредством «государственных денег», что в свою очередь производит в силу отношения вещей — государство. Существование государственного социализма, поэтому возможно лишь в теории, в то время как на практике мы неминуемо приходим к противоречию государства и частной собственности, рабочего класса и буржуазии. Существование сильного государства говорит только о его бессилии разрешить противоречия производства экономическим путем, т.е. о бессилии государства перед законом стоимости.

Появление «государственных денег» в теории мелкобуржуазного социализма — явление не случайное. Оно непосредственно связано с личными условиями жизни Карла Родбертуса-Ягецова, с историческими условиями развития Пруссии к середине XIX века. Фридрих Энгельс в письме Каутскому от 23 мая 1884 г., давая свою характеристику Родбертусу, в частности замечает: «Человек этот не дал абсолютно ничего в области экономии; он был очень талантлив, но всегда оставался дилетантом и, прежде всего, по-померански невежественным и по-прусски надменным. Максимум его достижений, это — остроумные и верные суждения в отдельных вопросах, но он никогда не знал, как их применить. Да и как вообще может приключиться с порядочным человеком, чтобы его писания стали евангелием карьеристов бисмарковского социализма». (Архив Маркса и Энгельса.  Т. 1 (VI), с. 254).

Теория «государственных денег», как и вообще методология государственного социализма Карла Родбертуса-Ягецова нашла своих преемников только в конце XIX века в лице катедер-социалистов (Вагнер, Шеелъ, Р.Мейер, М.Вирт, А.Шефле, Р.Штольцман и др. в Германии. В России — это, в первую очередь, М.И.Туган-Барановский). В период исключительного закона против социалистов в Германии (1878-1890 гг.), в период когда «социальная политика» О. Бисмарка и Г. Вагнера стала противоядием против революционного решения пролетариатом своего «социального вопроса», государственный социализм перешел из области теоретической деятельности в область практической политики прусского государства. Страх официальных кругов кабинета О. Бисмарка перед «призраком коммунизма» — организованным движением пролетариата, породил на непродолжительное время культ Родбертуса. Этот культ бисмарковского социализма, построенного по рецепту Родбертуса был, по оценке Ф.Энгельса в письме к Эд. Бернштейну от 1885 г., «в значительной степени... результатом желания некоммунистов найти также некоммунистического соперника Марксу». (Архив Маркса и Энгельса, Т. 1, с. 371).

По логике вещей, теория «трудовых денег» заканчивает свое существование в теории «государственных денег» Родбертуса. Однако история оказывается всегда богаче любой теории и повторяется то в виде драмы, то в виде фарса. Нечто похожее случилось и с теорией «трудовых денег», когда в России после Октябрьского переворота (1917 г.), в период «военного коммунизма», экономическая мысль вновь обратилась к теории «трудового эквивалента». Дискуссия о трудовом эквиваленте (1918-1921) была фарсом переодевания буржуазной трудовой теории стоимости в социалистические лозунги и драмой новой экономической политики, разоблачившей на практике несостоятельность трудового эквивалента и «трудовых денег» вообще как суррогата товарно-денежных отношений. О «трудовом эквиваленте» речь пойдет во Втором Очерке: «Закат России в тени «советских денежных знаков» (1917 – 1991 гг.)»