25 марта 2003 года исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося американского политолога и дипломата Роберта Страуса-Хюпе. Его вклад в теорию и практику международных отношений сопоставим с влиянием нобелевских лауреатов Ф.А. Хайека и М. Фридмана в экономической области. Д-р Р. Страус-Хюпе долгие годы работал в Фонде "Наследие".
Харви Зикерман, президент Института внешнеполитических исследований, преемник Страуса-Хюпе на этом посту, бывший советник трех госсекретарей США, любезно поделился с нами своими воспоминаниями об этом выдающемся ученом и дипломате. Приводим их основное содержание. Полностью материал Х. Зикермана публикуется в журнале Орбис.
Роберт Страус-Хюпе прожил на удивление долгую и наполненную событиями жизнь. Он умер 24 февраля 2002 года, не дожив одного месяца до 99 лет. Он пришел в мир, где главенствовала Европа, затем жил в другом мире, поделенным между Америкой и Россией, и сошел со сцены при рождении третьего мира, где доминирует Америка.
Страус-Хюпе, эмигрант без гроша в кармане, ставший выдающимся преподавателем, а позже и послом, сумел обрести редкое качество - беспристрастную любовь к своей стране. Критическая отстранённость дисциплинировала его полный энтузиазма патриотизм. Такое сочетание позволило ему стать выдающимся специалистом, способным замечать как сильные, так и слабые стороны Америки. Когда Америка стала, наконец, полноправным участником мировой политики, у Страуса-Хюпе уже было готово объяснение, почему это стало необходимо и как к этому следует приступить. Его наследие достойно применения в будущем.
Старый светСтраус-Хюпе родился 25 марта 1903 г. в Вене, столице Австро-венгерской империи. Это была предвоенная эпоха, эпоха европейского доминирования, эпоха "длительного мира". Мало кто верил, что его когда-либо прервет долгая война. Облик мира определялся решениями, принимавшимися в европейских столицах. Международная безопасность и процветание зависели от суждений и мудрости горстки людей, зачастую даже не избранных всенародным голосованием, которые руководили общим достоянием, называемым "западной цивилизацией". Принятые в то время европейские стандарты общества, благосостояния, искусства, философии, науки и техники становились международными, и весь мир сверял свои достижения с ними.
В своих мемуарах В мое время, изданных в 1965 г., Страус-Хюпе дал лирическое описание своей молодости в ту эпоху. К одним из самых ранних его воспоминаний относятся большие торжества, состоявшиеся в Вене в 1908 году по случаю 60-летия царствования императора Франца-Иосифа. Страусу-Хюпе, как ему тогда казалось, было на роду написано стать солдатом или чиновником на императорской службе, так как он был единственным сыном в семье, принадлежавшей к верхушке среднего класса со связями в обществе. Он уже получил кадетское военное образование. Но вмешалась великая война. Он и его мать (его родители жили раздельно) оказались полностью разорены. Молодой человек перепробовал много различных занятий и, наконец, нашел место помощника при состоятельном молодом друге. Его отец-аристократ не без основания опасался, что сын пойдет по плохому пути. Оба юнца сбежали в Соединенные Штаты. Когда его подопечного заставили вернуться в Европу, Страус-Хюпе решил остаться и искать счастья в Америке.
Спустя пятьдесят лет он напишет о своей молодости следующее: "Ярче всего я помню, как был ужасно несчастен". Сама его фамилия наводила на мысль об одном из наиболее трагических аспектов жизни Старого света. Страусы - семья его отца - были венгерскими евреями, разбогатевшими на торговле зерном. Его мать Хюпе была из рода известных гугенотов с обширными связями, которые в свое время бежали из Франции Людовика XIV в более терпимую империю Габсбургов.
Союз Страусов и Хюпе был довольно проблематичным в условиях чрезвычайно стратифицированного общества того времени. Семья Страусов, оскорбленная женитьбой его отца на нееврейке, оборвала с ним все связи. Роберт так никогда и не узнал, что с ними сталось после его отъезда. Его положение было очень странным: из-за матери он не принадлежал к евреям, но в глазах других он был евреем из-за отца и фамилии. Вероятно, именно это чувство неполной принадлежности к определенному кругу и отточило его способность отстраненного наблюдения.
Тем не менее, Страус-Хюпе (так он стал называть себя в Америке) сохранил добрые чувства к обреченному делу Габсбургов. У него остались удивительные воспоминания о великих семьях этой империи: кто на ком был женат, кто что кому сделал, происшествия, благодаря которым завоевывалось или терялось расположение императора. В старости его бесило, когда его называли австрийцем. Он заявлял, что не имеет ничего общего с "Альпийской республикой": "Я был подданным императора!" Однако у него был реалистичный взгляд на Франца-Иосифа, которого он описывал как упрямца, с загадочным мировоззрением, практически без убеждений, но с умением использовать свою старость и семейные неприятности для завоевания общественных симпатий.
У Страуса-Хюпе были необычные взгляды на внешне прочную предвоенную политическую структуру в Европе. Австро-Венгрия, часто считавшаяся самой шаткой из великих держав, имела длительную успешную историю приспособления к обстоятельствам. Сосуществование со славянами - цель убитого эрцгерцога Фердинанда - могло бы обеспечить выживание государства, по крайней мере, в течение еще одного поколения после Франца-Иосифа, а к тому времени могла бы появиться и какая-то форма федеративного государства.
Страус-Хюпе утверждал, что слабыми и опасными монархиями были как раз Россия и Германия. Во главе обеих стояли глупые правители. Он был уверен, что даже без войны ни та, ни другая не протянули бы больше десятилетия. Что касается британцев, то они страдали от неисправимой неспособности принять какую-либо сторону, пока не становилось слишком поздно. Они были опытными интриганами, но подавали слишком много противоречивых сигналов, поэтому ринг в 1914-ом остался не за ними.
Говоря все это, он возлагал вину за беспорядки периода падения империи Габсбургов на венгерский обструкционизм. Он отмечал, что хотя семья его отца была родом из Венгрии, венгры считали его и его мать либо евреями, либо немцами. Но когда город Тимишоара по Версальскому договору отошел к Румынии, они лишились находящегося там поместья на том основании, что они венгры! Он испытывал такую же горечь в 1990-е годы в отношении Австрии, когда Йорг Хайдер, культивировавший политический антисемитизм и пронацистские настроения, стал важным фактором австрийской политики. Страус-Хюпе назвал эти методы "старыми штучками". Ведь он был свидетелем мюнхенского пивного путча в начале двадцатых. Страус-Хюпе припомнил характеристику, которую дал Гитлеру его подопечный после их отъезда: "Ну и оборванец!"
В конечном итоге, Страус-Хюпе пришел к внутреннему компромиссу в отношении своего происхождения. Хотя он был воспитан в протестантизме, организованная религия мало что значила для него. Он признавал силу религии в укреплении общества и создании нравственных норм, общеизвестных как "иудео-христианское наследие". Он, кажется, даже одно время интересовался католицизмом. По крайней мере, в некоторых своих книгах он приписывает большую часть эндемичных современных идеологических соблазнов в Европе распаду единого христианства после эпохи Возрождения. Об иудаизме он знал очень мало.
Таким образом, молодой человек, прибывший в Америку в середине "грозных двадцатых", уже познал превратности судьбы: самоуверенность и сомнение, принадлежность и отторжение, счастье и горе, богатство и нищету. Этим опытом, вероятно, объясняется плохо замаскированное желание выделиться и войти в "высшее общество". Он мог демонстративно сорить деньгами, но еще чаще стремился к их накоплению. "Я не так богат, как кажусь", - неустанно повторял он. Страус-Хюпе быстро определял разницу между основательными деловыми людьми и новичками в бизнесе. Он мог надеяться только на себя.
Новый светСтраус-Хюпе выбрал Америку в основном по экономическим, а не по политическим соображениям, в отличие от многих эмигрантов более поздней волны, бежавших из Центральной Европы от нацизма в 1930-е годы. Ему была нужна работа. У него не было никакой профессии, но он имел первоклассное классическое образование, включая знание английского и французского в дополнение к родному немецкому.
Страус-Хюпе в своем критическом восприятии Америки был очень похож на других европейцев. Обожавший историю, он не увидел и намека на нее в Чикаго (его первая остановка), зато отметил почти полное безразличие к ней на общенациональном уровне. Но было бы ошибочно приписывать молодому эмигранту глубокие мысли последующих десятилетий. По его собственному признанию, он сосредоточил усилия на трудной задаче выжить самому и помочь матери.
Оглядываясь в прошлое, Страус-Хюпе рассказывал об одном подарке судьбы в то время. Однажды, без денег и надежды на будущее, он встретил в Нью-Йорке друга детства, с которым они отдыхали на модных курортах в предвоенные годы. Этот парень, Саша, принадлежал к русской аристократии, и его семья сумела эмигрировать во время большевистской революции, прихватив золото и огромный запас водки. Саша предложил Страусу-Хюпе пожить у них, пока тот не встанет на ноги. В Америке в период сухого закона водка и золото позволяли русским эмигрантам жить не хуже, чем перед 1914 годом.
Страус-Хюпе быстро менял занятия. Сначала он был рассыльным на Уолл-стрит, потом экспертом по политическим рискам для американских владельцев европейских векселей. Он накопил достаточно денег, чтобы после смерти отца вызвать в Америку свою обожаемую мать. Оставаясь бонвиваном, он был счастлив в обществе женщин. Его рыжеватые волосы, безупречная одежда, чудесные манеры и занимательная речь восхищали их.
Светский образ жизни Страуса-Хюпе позволил ему познакомиться с Элеонорой Кайлер Уокер. Элеонора была высокой девушкой с прямым характером и хорошо знала, чего хочет от жизни. Она принадлежала к старой и известной филадельфийской семье. Они поженились в 1938 году, и их союз длился 36 лет вплоть до смерти Элеоноры в Швеции, где ее муж был послом. В тот день на кладбище после ее погребения я стоял рядом со Страусом-Хюпе. Помолчав, он повернулся ко мне и сказал: "Когда мой отец видел что-либо удивительное, он говорил Etzbah Elohim. Элеонора была для меня Etzbah Elohim" (Слова, означающие "палец Бога" взяты из Волхвов фараона, Исход 8:15).
Для Страуса-Хюпе Элеонора действительно была редкой находкой. Она обеспечила ему финансовую стабильность и, что важнее, открыла для него двери в эксклюзивный мир высшего общества Филадельфии, а через него - в более обширный, но не менее эксклюзивный круг правящего класса Америки. Страус-Хюпе стал встречаться с людьми, руководившими Соединенными Штатами.
Брак Роберта и Элеоноры не был безоблачным. Они оба были волевыми людьми, у каждого имелся свой круг близких друзей. Несмотря на многочисленные конфликты, они все же держались вместе, и все, знавшие их, не сомневались, что они любят друг друга. По прошествии многих лет друг Элеоноры и Роберта вспоминал, что высшее общество было очаровано Страусом-Хюпе. Но "австрийский профессор", как его стали называть, всегда помнил о своем происхождении. Однажды Страус-Хюпе заметил в разговоре со мной, цитируя Дизраэли: "Сам я никогда не был достаточно респектабельным".
Вскоре после свадьбы чета Страусов-Хюпе перебралась в Париж, где Роберт продолжил свою брокерскую деятельность. Тогда же Страус-Хюпе открыл в себе призвание. Если бы тогда ему сказали, что он станет известным профессором, он просто посмеялся бы. Но через свою деятельность с ценными бумагами он стал проявлять живейший интерес к европейским делам. Он взял на себя труд прочесть Mein Kampf, а также случайно наткнулся на книгу по геополитике, автором которой был немецкий генерал Хаусхофер. И уже тогда он пришел к убеждению, что нацистская Германия представляет собой серьезную опасность для человеческой свободы и демократии, которые он стал осознавать как огромную ценность. По его мнению, Гитлер был свихнувшимся бандитом, чье восхождение стало возможным исключительно благодаря социальным потрясениям после первой мировой войны. Средний класс утратил стабильность, а аристократия была деморализована и дискредитирована. Новые варвары перешли в наступление, прикрываясь знакомыми терминами, хотя их цели были революционными. Хаусхофер - этот по словам Страуса-Хюпе, "нацистский Макиавелли" - написал руководство для тех, кто готов действовать. Оно языком геополитики оправдывало гитлеровский Lebenstraum. Но нацистская геополитика означала германское господство, призванное заменить традиционный баланс сил, а не просто подправить его.
Страусу-Хюпе не удалось убедить никого из тех, кто принимал государственные решения, насколько это опасно. Он сталкивался с тем, что он позже назвал "коммерческим менталитетом", и описал в своих мемуарах неудачную попытку убедить влиятельных британцев в реальности нацистской угрозы. Великие люди Англии считали, что когда нацисты завоюют власть, на смену их глупым заявлениям придут деловые расчеты затрат и прибылей. Они думали, что за фанатиком скрывался прагматик. Г-н Гитлер де лишь подправит расстановку сил, но не уничтожит ее.
Эта неудача будет оказывать воздействие на Страуса-Хюпе всю его жизнь. Он и многие видные американские деятели, позже ставшие его союзниками, работали в условиях "мюнхенского сговора" - нежелания демократических лидеров видеть своих врагов в реалистическом свете и понимать, что гитлеры (и сталины) в этом мире не заинтересованы в переговорах по предотвращению конфликтов. Им нужна только победа. Признание этого факта не означало, что для защиты демократических государств есть только один путь - война. Но эффективная оборона требовала четкого осознания угрозы, приемов, используемых противником, и стратегии, направленной против его уязвимых мест.
География и войнаВторая мировая война по-новому высветила соображения Страуса-Хюпе о нацизме. Во времена, когда мало кто вне правительства интересовался развитием международной ситуации, его быстро заметили власть имущие. Его рекомендовали для работы в Пенсильванском университете. Страус-Хюпе был чрезвычайно популярным преподавателем, студенты с удовольствием посещали его лекции и семинары. Они надолго остались в их памяти.
Работа Страуса-Хюпе над книгой Хаусхофера привлекла к нему внимание Исайи Баумана, самого известного в то время американского географа. Благодаря этому контакту он был назначен руководителем исследовательского проекта по проблемам беженцев и природным ресурсам, который был предложен президентом Ф.Д. Рузвельтом и подотчетен непосредственно ему. Страус-Хюпе стал прекрасно разбираться в проблемах водных ресурсов Ближнего Востока и экономике Китая. Через свою жену он стал постоянным посетителем салона Генри Филда, антрополога и руководителя проекта по беженцам. Там же он познакомился и с блистательным, хотя и немного таинственным и всегда комичным Исайей Берлиным.
Круг общения Элеоноры позволил ему играть более значительную роль. Один из ее ближайших друзей Джеймс Форрестол был назначен замминистра (позже он стал министром) ВМС. Еще одним знакомым был Дин Ачесон, чья жена была подругой Элеоноры. Эти двое впоследствии сыграли значительную роль в карьерном продвижении Страуса-Хюпе от аналитика геополитических планов нацистов до стратега "холодной войны".
Форрестол был вхож к Рузвельту и обладал обширными знаниями об индустриальных возможностях Америки, полученными в результате успешной карьеры на Уолл-стрит. Форрестол стремительно шел вперед, Он был, по описаниям его биографов, "последовательный патриот". К 1944 году он поднял вопросы послевоенного устройства, в частности проблему, которую представляла собой сталинская Россия. Под воздействием Черчилля, докладов посольства и антипатии к марксисткой доктрине Форрестол пытался поднять тревогу. Он начал кампанию с целью привлечь внимание американского руководства к этой проблеме, заказав доклад о внешней политике СССР, и советовался со Страусом-Хюпе.
Страус-Хюпе исследовал Советский Союз с философской и геополитической точек зрения. Он был не слишком высокого мнения о немецкой философии XIX и начала ХХ веков. Занимательными были его высказывания о теориях, которые, как он выражался, постулировали "усовершенствованное сознание" в таком совершенном виде, что оно уже не было способно ни на что, как только заниматься самосозерцанием. Являясь приверженцем свободы и демократии, он презирал претенциозный социальный инжиниринг марксизма, ставивший целью создание нового "советского человека", полностью свободного от моральных принципов, за исключением принципа "научного социализма".
В политическом плане Страус-Хюпе считал марксизм грубой научной подтасовкой, которую Ленин превратил в средство для захвата и удержания абсолютной власти. Сталинский Советский Союз соединил имперскую российскую традицию с революционными идеями марксизма-ленинизма. Благодаря своему прошлому опыту и приобретенным знаниям Страус-Хюпе хорошо понимал и то, и другое.
Страус-Хюпе призывал Форрестола к осторожности. Но тот скептически воспринимал его критику. "Слушать Вас - одно удовольствие, потому что Ваши взгляды на Вашингтон восхитительно наивны", - ехидно заметил Форрестол. Однако Страус-Хюпе дал ему дельный совет. Ошибочно полагать, сказал он, что советская внешняя политика руководствуется исключительно идеологией. Он посоветовал Форрестолу, чтобы доклад переработал кто-то, способный придать ему дипломатический и геополитический вес.
Форрестол последовал совету Страуса-Хюпе и в начале 1946 года разыскал Джорджа Кеннана, чья длинная шифртелеграмма легла в основу замечательной статьи, подписанной "Мистер Икс", в журнале "Форин афферз". В ней давалось интеллектуальное обоснование политики сдерживания. Позже Кеннан отрекся от некоторых своих аргументов. В конце 1950-х годов Ачесон упрекал его за утверждение, что в создании НАТО нет необходимости. Страус-Хюпе однажды сказал, что "Мистер Икс" - это единственный случай, когда псевдоним оказался мудрее, чем сам автор.
Страус-Хюпе был высокого мнения о Дине Ачесоне, которого он называл "одним из величайших общественных деятелей на службе республике". Он мог насмешливо изображать аристократичного Ачесона, крутящего ус и со снисходительным видом внимающего какому-нибудь жалкому конгрессмену. Страус-Хюпе, как и многие другие, винил Ачесона за отказ включить Южную Корею (накануне корейской войны) в сферу жизненно важных интересов Америки. Но, в отличие от других, он согласился с объяснением Ачесона о том, что тот не мог поступить по-другому, поскольку ни конгресс, ни президент не дали на этот счет своего согласия. Они остались друзьями. Все это опровергает тех, кто изображал Страуса-Хюпе как некого сторонника реакционных республиканцев. Для него внешняя политика не была партийной игрушкой.
Человек Запада и баланс сил завтрашнего дняВ 1946 году Страус-Хюпе получил докторскую степень и вскоре возглавил новое направление международных отношений. Он стал пионером в области, которую сегодня мы называем междисциплинарным подходом. Он опирался на политологию, историю, экономику и даже социологию для более глубокого познания мировой политики. Он сделал собственные выводы о двух мировых войнах, разоривших Европу, и о том, как избежать нового пожара войны.
Страус-Хюпе был одним из первых, кто поддержал идею объединения Европы или, точнее, европейского федерализма как единственного пути предотвращения новой катастрофы. Он утверждал, что Соединенные Штаты должны добиваться этого в качестве элемента для более широкой федерации. Посредством Североатлантического альянса США могут решить "германскую проблему", одновременно защищая Западную Европу от посягательств Советского Союза. Проблема заключалась в том, может ли государственный деятель в демократическом обществе действовать своевременно.
Эти идеи перекликались с соображениями Ачесона и Черчилля, которые хотели привязать Соединенные Штаты к Европе, не дать подняться Германии и держать СССР на расстоянии. Для Страуса-Хюпе именно НАТО, а не функциональная "европейская интеграция" Жана Монне была важнейшим институтом. Интеграция навевала ассоциации с коммерческим менталитетом. Она могла бы помочь сблизить Германию и Францию, но была не в состоянии создать политическую волю, необходимую для обеспечения будущего. Проект такого типа не мог, по его мнению, возникнуть из недр измученных, деморализованных и скомпрометированных европейских государств. Их время прошло. Вопрос был в том, кто завоюет европейский приз: американцы или русские. Если победит Америка, у западной цивилизации появится шанс, если победит Россия, тогда ночь коммунизма вряд ли окажется светлее, чем ночь нацизма.
В 1952 году Страус-Хюпе написал свою самую оригинальную работу, которая в Европе вышла под названием Отчуждение человека Запада, а в Америке - Зона безразличия. В ней Европа была описана без прикрас. Хотя старый континент был главным полем битвы как "холодной войны", так и предыдущих конфликтов, сами европейцы были слабы. Проблема заключалась в том, могут ли в долгосрочном плане усилия, предпринятые Соединенными Штатами по спасению Европы от ее собственной слабости, включая создание НАТО, рассчитывать на "сообщество ревностного служения, на культуру". Ответ был "да", если западная цивилизация останется единой, если будет происходить сближение культурного развития между Европой и Соединенными Штатами.
Констатируя триумфы Запада, достигнутые Грецией, Римом и христианством, и увязывая географию с конкретной культурой, Страус-Хюпе прослеживал его внезапный и драматичный спад: прежде всего сужение географических границ Запада за счет расширения Азии (Советская Россия квалифицировалась как полуазиатская страна). Но важнее всего была идея утраты связи между технологией и нравственной силой. Нравственные ценности, сформированные в аграрных обществах, теперь подверглись атакам со стороны самих продуктов технологического мастерства: организации масс, бездушной техники, разобщенных обществ. Если источники живой культуры засохнут, технология ненадолго их переживет. "Человек может управлять все новыми природными ресурсами, но он больше не может управлять собой", - писал он.
Страус-Хюпе отмечал, что цепь дисбалансов будет представлять собой величайшую опасность для Запада. Полезное разделение функций между государством и церковью, зашедшее слишком далеко, уничтожило "взаимные обязательства трансцендентального порядка". Материализм в своем высокомерии низвел человека до инженерной проблемы, иллюстрируемой "позитивизмом, философией социальной математики и, следовательно, идеально организованной скуки". Дезинтегрирующиеся философские учения бросили человека на милость его инстинктов и страхов и тем самым превратили его в добычу для новых экстремистских идеологий. Страшнее всего была восходящая угроза "релятивизма". Если нет абсолютных норм морали и истины, не может быть ни морального кодекса, ни общественного порядка.
Америка сопротивлялась натиску всего этого зла. Соединенные Штаты, являясь продуктом эпохи позднего просвещения, осуществили индустриализацию без отчуждения населения от основополагающих ценностей страны, среди которых не последнее место занимал "здоровый скептицизм в отношении интеллекта". В результате западная цивилизация выжила "милостью американской мощи". Но если Европа попала под влияние националистических абсолютов, заполнивших пустоту, оставшуюся после отступления веры, то и Америке не удалось воссоздать западную цивилизацию на прочной основе. Через Версальский договор вильсонианство "расширило Балканы до Центральной Европы". Таким образом, американское вмешательство лишь усилило охватившее Европу зло. Ни Европа, ни Соединенные Штаты не могли позволить себе еще одной такой ошибки.
Страус-Хюпе утверждал, что после 1945 г. осталось только два выбора. Один - сосредоточить власть в руках США и рассматривать Европу в качестве провинции. Страус-Хюпе считал, что как бы ни был добр "хозяин", такие взаимоотношения развратили бы как Америку, так и Европу. Кроме того, американцы просто не созданы для такой роли.
Вторая, более перспективная альтернатива заключалась в том, чтобы реинтегрировать западное сообщество посредством общественного примирения его населения, а также при помощи федеральной системы, которая допускала бы автономию в неоднородных частях Европы, "предпочитая вертикальной интеграции строительство сверху, сдерживая рост бесформенного гигантизма". Самой сложной задачей было "выработать общую позицию, на которой могли бы объединиться ведущие государства Европы - Великобритания и Франция - с целью формировании европейского единства". Германии останется только следовать за ними, и успешная Западная Европа, защищаемая Атлантическим альянсом от советских угроз и коммунистической подрывной деятельности, в конечном итоге освободит Центральную и Восточную Европу от цепкой советской хватки.
Страус-Хюпе отдавал себе отчет в препятствиях на пути этого выбора в самой Европе, и особенно в Великобритании. Однако отсутствие Англии на этом пути превратило бы эту гордую страну во второстепенную, изолированную державу и одновременно снизило бы значимость европейского эксперимента до "функционального экономического единства". Он призывал к государственной мудрости. Европа, объединенная по его принципам, обладала бы "военной мощью для обеспечения своей безопасности и разделяла бы с США бремя обороны Запада во всем мире".
В заключительной части Отчуждения Страус-Хюпе призвал к культурным и интеллектуальным переменам. Сциентизм и неразумная жажда познания абсолютистских "законов" человеческой природы должны быть отвергнуты. Необходимо найти место для веры, дать жизни религиозное измерение.
Эти идеи, кажущиеся сегодня общепринятыми, делают пророческим этот наименее известный труд Страуса-Хюпе. Здесь он использовал собственный опыт, обширные познания в истории, непривычный экскурс в социологию и блестящее знание международной политики. Все это способствовало увлекательному стилю книги. Округлые, в стиле XIX века, кадансы Страуса-Хюпе перемежались саркастическим юмором.
Отчуждение человека Запада представляет собой основу нравственной и политической философии Страуса-Хюпе. В его более поздних работах использовались те же идеи, но они были выражены уже не в такой утонченной форме. Он выявил ключевые проблемы, предложил варианты развития событий и свое видение. Тогда ему не еще не было и пятидесяти. Он проведет остаток жизни, объясняя эти истины другим.
Институт внешнеполитических исследований и Затяжной конфликтСтраус-Хюпе обнаружил, что ни новая администрация Эйзенхауэра, ни американский внешнеполитический истеблишмент не расположены к его идеям. Он не воспринимал смесь морализаторства с приверженностью букве закона, предлагаемую Джоном Фостером Даллесом, и критиковал чересчур сильный акцент на ядерное оружие в американской оборонной стратегии. Он резко возражал против унижения Эйзенхауэром Великобритании и Франции в ходе Суэцкого кризиса, утверждая, что это сильно повредило НАТО и только усилило неприятие альянса де Голлем. Восстание в ГДР (1953 г.), венгерский мятеж (1956 г.) и хрущевская кампания по развенчанию культа личности Сталина подтвердили его взгляды относительно непрочности власти СССР над Восточной Европой и хронического несрабатывания советской системы. Но Запад не одерживал побед в "холодной войне", и его научно-техническое превосходство оспаривалось такими советскими достижениями, как запуск спутника в 1957 году.
Собственные взгляды Страуса-Хюпе, как и его обширные политические и университетские контакты, а также его недовольство политикой Соединенных Штатов подвигли его на создание новой организации. В 1955 году он убедил Пенсильванский университет и Фонд Смита Ричардсона основать Институт внешнеполитических исследований. Главной идеей этой организации было привлечь лучшие умы к изучению проблем внешней политики, предложить новое понимание стратегии, которая увязывала бы долгосрочную перспективу с текущей политикой.
Под эгидой Института собрались ведущие ученые (многие с опытом работы в Вашингтоне) для определения проблем и обсуждения направлений деятельности. Иногда присутствовали и государственные чиновники. Д-р Джеймс Догерти вспоминает элегантные обеды под тяжелыми взглядами древних фараонов в музее археологии и антропологии Пенсильванского университета или в роскошном клубе "Космос" в Вашингтоне, когда Страус-Хюпе председательствовал на свободной дискуссии партнеров Института. Идеи часто находили свое выражение в статьях и книгах. Среди первых "звезд" были Ханс Кон, великий историк национализма, Уильям Эллиот из Гарварда, основатель ЦРУ, Уильям Кинтнер, в то время возглавлявший штаб планирования сухопутных сил и ставший позже директором Института. Из молодых - Генри Киссинджер и Джеймс Шлесинджер. Как показатель широкого кругозора Страуса-Хюпе, среди партнеров были и экономисты (в частности, Лоуренс Краузе из Института Брукингса), а также специалисты по регионам. После получения первоначального гранта Институт полагался на финансирование Фонда А.У. Меллона в Питсбурге (Адольф Шмидт и позже Даниэль МакМайкл) и выполнение разовых правительственных контрактов (обычно засекреченных).
Находясь на полной профессорской ставке, Страус-Хюпе мог уделять Институту только часть своего времени. Однако интеллектуальная продукция этой организации была удивительной: за первые десять лет было написано с дюжину книг и бесконечное количество статей. В 1957 г. Страус-Хюпе, недовольный нью-йоркским журналом "Форин афферз", который не напечатал ни одной его статьи, основал Орбис - ежеквартальный журнал, - в котором он анонимно вел редакционный раздел.
Основная деятельность института концентрировалась на разработке стратегии, направленной на победу Запада в "холодной войне". Страус-Хюпе и Кинтнер в 1956-1957 гг. совершали многочисленные зарубежные поездки, собирая информацию, а затем нарабатывая результаты в ходе семинаров и консультаций. Исследования проводились в два этапа. Во-первых, ставилась цель понять советского противника, особенно методы поведения Москвы в ходе конфликта. Во-вторых, разрабатывалась стратегия, способная противостоять сильным сторонам Советского Союза и использовать его слабости.
Свои задачи Страус-Хюпе изложил в первом номере Орбиса. Его эссе "Баланс завтрашнего дня" смело начиналось словами: "Перед Соединенными Штатами стоит задача объединения планеты под своим руководством в течение одного поколения". Заключение было не менее смелым: "Миссия американского народа - похоронить национальные государства, ввести осиротевшие народы в более общие союзы и подавить своей мощью потенциальных саботажников нового порядка, которым нечего предложить человечеству кроме гнилой идеологии и грубой силы…".
Перечитывая это эссе сегодня, ощущаешь его пульсирующую настойчивость. Очевидно, что Страус-Хюпе отошел от своей альтернативы 1952 г - федеральной Европы - и перешел к другой, менее привлекательной, но более вероятной концепции американской империи. Несомненно, что Суэцкий кризис и едва предотвращенный крах Франции в результате кризиса в Алжире продемонстрировал неспособность европейцев к какой-либо инициативе.
В самой известной книге Страуса-Хюпе Затяжной конфликт, опубликованной спустя два года, предлагается еще больше стимулов к действию. Эта книга и последовавшие за ней Передовая стратегия для Америки (1961 г.) и Строительство Атлантического мира (1963 г.) уже не принадлежали исключительно его перу. Многочисленность авторов была отражением дискуссии, дававшей жизнь концепциям, и коллективного скоростного метода написания книг. Однако никто из читателей этих книг не усомнится в авторстве стиля. Черновые варианты писали другие, но стилистический отпечаток на конечном варианте оставлял Страус-Хюпе. По воспоминаниям Дж. Догерти, ощущение было не из приятных. Страус-Хюпе сидел за столом и переписывал целые страницы, а смущенные авторы черновых вариантов стояли вокруг него и поочередно вызывались для объяснения неудачной фразы. Маэстро особенно не любил прилагательное "соответствующий" и отглагольные формы глагола "имплементировать". Всё, отдающее наукообразием, погибало под его испепеляющим взглядом. Он заменял слово или фразу, затем поднимал глаза, перечитывал ее и говорил "Ну как?" Чтобы не согласиться с его правкой, требовалась большая смелость.
Затяжной конфликт сделал с Советским Союзом то же, что и Геополитика с нацистской Германией. В нем раскрыты методы, при помощи которых СССР и его союзники осуществляли "затяжной конфликт". Возможны периоды перемирия, называемые разрядкой или мирным сосуществованием, которые, как правило, продиктованы слабостью СССР, но это временное явление (коммунистическая идеология не допускает настоящего мира). Поскольку при всех расчетах Соединенные Штаты и их союзники значительно превосходят мощь Советского Союза, стратегия Москвы предполагает обострение конфликта, но не доведение его до конфронтации при одновременном раздувании пораженческих настроений на Западе путем психологической войны.
Стилистика Затяжного конфликта пронзительна и масштабна. Как писал обозреватель Нью-Йорк Таймс К.Л. Сульцбергер, "в книге приводится основательная аргументация, ее выводы прямы, логичны и пугающи". По прочтении книги читатель приходит к выводу, что Советы - это многоголовая гидра, цель которой - подорвать Запад, и что перспективы Запада в конце 1950-х гг. были не слишком хороши. Похоже, демократические страны не приспособлены к ведению такой изощренной войны и склонны видеть только хорошее, пока не становится слишком поздно и только отчаянные меры способны исправить положение.
В Затяжном конфликте также содержится подробная критика сдерживания, но не идеи типа "остановить и вернуть обратно" эры Форрестола-Ачесона, а пассивной стратегии типа "подождем, пока они нанесут удар", благодаря которой Советы получили большую тактическую мобильность. Неудивительно, что Ачесон и многие другие знаменитости, включая Киссинджера, одобрили публикацию книги. Страус-Хюпе сказал спустя много лет, что книга оказалась популярной благодаря тому, что задела уже возникший к тому времени общественный нерв.
Передовая стратегия для Америки, завершенная в ноябре 1960 г. и опубликованная в 1961-м, включала некоторые из этих рассуждений, хотя по форме больше напоминала комитетский доклад. В ней предлагалось давать отпор тактике затяжного конфликта посредством давления по всему советскому периметру, одновременно укрепляя структуры западного единства и военную мощь. Активная тактика Запада в этом направлении могла бы заставить коммунистов принимать такие стратегические решения, на которые пассивное сдерживание их вынудить не могло. Лишившись тактической гибкости и сталкиваясь с превосходящими силами, советская угроза потерпела бы поражение от Запада. Авторы утверждали, что американская стратегия "должна основываться на постулате о том, что мы не собираемся мириться с политической системой, которая обладает способностью к росту и жестокой волей к уничтожению нас". Передовая стратегия пропагандировала то, что сегодня называется "сменой режима".
Финал трилогии - Строительство Атлантического мира - появился в 1963 г. Авторами были все те же Страус-Хюпе, Догерти и Кинтнер. В книге используются любимые идеи целого взвода авторов, многие из которых были участниками конференции по проблемам Североатлантического сообщества, состоявшейся в Брюгге (Бельгия) в 1957 г. Анализ был сделан на основе исследования американской политики, заказанного Институту сенатским комитетом по иностранным делам. В предисловии цитируется речь председателя этого комитета Дж. У. Фулбрайта. В книге содержится призыв, близкий сердцу Страуса-Хюпе: трансформировать НАТО в модель для перехода системы национальных государств в наднациональное объединение. Если НАТО не увязнет в сложностях ядерной стратегии, у Соединенных Штатов появится шанс консолидировать Атлантический (западный) мир и навсегда склонить баланс сил в свою пользу, против Советов. Авторы утверждали, что это должно стать важнейшей международной целью Америки. В противном случае "западная разобщенность откроет дверь для коммунистического проникновения".
ЗакатСтраус-Хюпе был на коне в 1959-1963 годах. Его книги получили всеобщее одобрение, а его профессорская деятельность сияла драгоценным камнем в университетской короне. Более того, общественное настроение, казалось, было настроено на его образ мыслей. Все, казалось, свидетельствовало о том, что у Страуса-Хюпе были основания ждать от жизни многого. Когда в 1963 г. Затяжной конфликт был переиздан в мягкой обложке, в нем был эпилог (написанный еще до Карибского кризиса), в котором авторы в осторожных выражениях хвалили Кеннеди за увеличение оборонного бюджета, несмотря на отсутствие непосредственного кризиса. Это для Страуса-Хюпе всегда было лакмусовой бумажкой политической смелости в демократическом обществе. Однако, как он позже отмечал с сожалением, администрация Кеннеди стала призывать Америку более активно осуждать "холодную войну" по всем фронтам.
Уже через три года Страус-Хюпе ни словом не упоминает ни об Институте, ни о трилогии. Он пишет: "Моя ладья больше никогда не поплывет". В университете кресло под ним зашаталось, так как и его методология, и Институт внешнеполитических исследований попали под возрастающий огонь критики.
Что произошло? Ответ лежит в резком сдвиге в американской политике после Карибского кризиса, убийства Кеннеди, президентских выборов 1964 г. и войны во Вьетнаме. В 1962 году идеи Страуса-Хюпе были правоцентристскими, их разделяли многие демократы и республиканцы. Но к 1964 году его стали воспринимать как крайне правого, дискредитированного последователя Голдуотера.
Страус-Хюпе всегда считал, что угроза ядерной войны в ходе Карибского кризиса сильно преувеличивалась пропагандистами - сторонниками Кеннеди, - которые стремились скрыть реальную цену, которую пришлось заплатить США. Как и Эйзенхауэр, Страус-Хюпе считал, что Кремль никогда не согласится поставить под угрозу Москву ради Гаваны. Гарантией этому было ядерное превосходство Америки. Иначе, зачем Хрущеву было размещать ядерные ракеты на Кубе? Тем не менее, Соединенные Штаты добились вывода ракет только на условиях гарантий сохранения у Кастро власти. В то время немногие в Америке знали, что Кеннеди также согласился на вывод американских ракет из Турции. Этот факт многие годы утаивался от общественности.
После кризиса администрация Кеннеди резко сменила курс, стремясь к разрядке с СССР, основанной на соглашении о ядерном оружии. Это полностью противоречило подходу, предлагавшемуся Страусом-Хюпе. Он считал военное превосходство Америки фундаментальным принципом международных отношений. Соглашения о контроле над вооружениями создавали обманчивую успокоенность, и это давало свободу Москве осуществлять политическое вмешательство в других регионах. Возрастающее американское вмешательство в Юго-Восточной Азии могло быть оправдано только в случае успеха в предотвращении еще одного коммунистического переворота. Все же главным театром оставалась Европа, а не контроль над вооружениями и не Вьетнам.
В 1964 году Страус-Хюпе понял, что предвыборная платформа кампании "Голдуотера в президенты" отвечала его идеям, и он начал оказывать мощную политическую поддержку этому кандидату. Однако в ходе своей предвыборной кампании Джонсон легко одолел Голдуотера, представив его опасным экстремистом. Республиканец потерпел сокрушительное поражение.
На Страусе-Хюпе теперь лежало клеймо человека, чьи идеи могли привести к ядерному столкновению с СССР. Сенатор Фулбрайт, который так превозносился в книге Строительство Атлантического мира, начал выступать против войны во Вьетнаме и позже перешел к критике стратегии сдерживания. Все это сделало возможным появление книги МакГоверна Вернись домой, Америка. Фулбрайт перешел к атаке непосредственно на Страуса-Хюпе. В ходе студенческих волнений в университетском городке на первый план вышел вопрос о секретных исследованиях по заказу правительства, и Институт внешнеполитических исследований стал главной мишенью. В итоге ненавистный "сциентизм" проник на политологический факультет. История, философия и социология уже не котировались. На их место пришли статистика, логический позитивизм и нравственный нейтралитет. К концу шестидесятых Страус-Хюпе попал в университете в полную изоляцию, а его детище - Институт внешнеполитических исследований - подвергался постоянным нападкам. В 1970 г. он отделился от университета, что, по мнению Страуса-Хюпе, было необходимым, хотя и достойным сожаления решением.
ВозрождениеВ тот самый год, когда начался закат Страуса-Хюпе, он неосознанно посеял семена своего возрождения. В 1962 году в Орбисе была опубликована его авторитетная статья "Советско-китайский клубок и политика США". Это одна из лучших работ Страуса-Хюпе. Он красноречиво доказывал, что сообщения об идеологических разногласиях между Москвой и Пекином либо преувеличены, либо не достойны внимания. В реальности оба коммунистических государства продолжали работать на подрыв Запада. Но был еще и другой угол зрения: у марксизма-ленинизма было слабое место - ошибочный анализ национализма. Поддержка Россией независимости революционного Китая могла ударить по самой России, особенно из-за того, что в Китае категорически отвергали царские завоевания XIX века.
Страус-Хюпе отмечал, что если Запад намерен играть в геополитику баланса сил между СССР и маоистским Китаем, то ему необходимо отказаться от идеологических предрассудков. Как и в Европе XIX века, сила отката выберет сторону слабого, а не сильного. Это требовало выбора Китая, а не России в качестве временного партнера, хотя моральные устои обеих стран были достойны осуждения. В заключение он писал: "Ответственный государственный деятель не может сразу отмести эти соображения, какими бы неприятными они ни были".
Статья Страуса-Хюпе привлекла внимание бывшего вице-президента Ричарда Никсона, на которого ранее произвел сильное впечатление Затяжной конфликт. В октябре 1967 г. Никсон опубликовал в "Форин афферз" статью "Азия после Вьетнама", в которой содержались намеки на то, что позже превратилось в его революционную политику использования советско-китайских противоречий. Аргументация статьи сильно напоминала манеру Страуса-Хюпе, особенно в том, что касалось одобрения Атлантического сообщества, признания роста значимости Азии и собственной независимой роли Китая.
После победы Никсона на президентских выборах 1968 г. в карьере Страуса-Хюпе произошли позитивные перемены. Первоначально он должен был получить пост посла в Марокко. Но сенатор Фулбрайт заблокировал его утверждение в этой должности, назвав Страуса-Хюпе "олицетворением жесткой линии и бескомпромиссности". Но сорвавшееся назначение оказалось подарком судьбы. Не получив должности в Марокко, Страусс-Хюпе, соответственно, не присутствовал на праздновании 42-летия короля Хасана II в июне 1971 г., когда сто гостей, включая французского посла, были убиты во время попытки государственного переворота.
Страус-Хюпе предпочел бы посольской должности пост советника по национальной безопасности, но Никсон отдал его Генри Киссинджеру. Решающим фактором, как рассказывал Страус-Хюпе, стали его взгляды на Вьетнам. Он советовал Никсону либо распространить войну на север и закончить ее, либо отказаться от этой бесконечной трясины, глубоко раскалывающей страну и ослабляющей ее перед лицом настоящей угрозы - Советского Союза. Никсон, вроде бы, соглашался, но Страус-Хюпе позже пришел к выводу, что широко разрекламированная идея "вьетнаминизации войны", ассоциировавшаяся с Нельсоном Рокфеллером и Киссинджером, все же была Никсону ближе.
Хорошим ли советником по национальной безопасности был бы Страус-Хюпе? Ему уже было 65 лет, он никогда не был особенно успешным администратором или правительственным экспертом. В университете Страус-Хюпе проявлял мало интереса к интригам в ученой среде. Он не сумел бы хорошо проявить себя в жестоком мире вашингтонской политики. Мне кажется, он это понимал, но все же считал, что мог бы сделать там больше, чем на дипломатическом поприще.
ПосолКогда Фулбрайт блокировал назначение Страуса-Хюпе на пост посла в Марокко, помощник Киссинджера по военным вопросам Александр Хейг помог его успешному выдвижению на должность посла на Цейлоне (Шри Ланка). Так началась его дипломатическая карьера, которая растянулась почти на двадцать лет и закончилась в 1989 году, когда ему было 86 лет. После Цейлона он отправился в Бельгию, затем в Швецию. В 1975 году сбылись его самые смелые надежды: он стал представителем США в совете НАТО. На всех этих постах Страус-Хюпе делал важную работу. Он вел переговоры с Великобританией о предоставлении о. Диего-Гарсия для использования Соединенными Штатами в качестве военной базы. В НАТО он одним из первых выступил за развертывание ракет "Першинг-II" в противовес советским ракетам "СС-20", созданным с целью нейтрализации возможностей боевого усиления НАТО. Это имело решающее значение для военной стратегии и политического единства альянса.
В те годы Страус-Хюпе установил много важных контактов. В Брюсселе он принимал губернатора штата Калифорния Р. Рейгана с супругой. Будущий президент был искренним почитателем Затяжного конфликта. В НАТО Страус-Хюпе работал в тесном контакте с генералом Александром Хейгом, который в то время был главнокомандующим НАТО. В 1981 году Хейг содействовал назначению Страуса-Хюпе послом в Турции.
Дипломатический дар Страуса-Хюпе удивил всех. Он рассказывал мне, что ему часто приходилось играть. В Соединенных Штатах он считался "босоногим мальчиком с Ньютаун Сквер, который говорит вещи, настолько простые, что они понятны даже в Вашингтоне". За границей, в посольстве, где полно карьерных дипломатов, заведомо настроенных против политического назначенца, Страус-Хюпе притворялся рассеянным профессором. Поскольку его сильно недооценивали, он мог спокойно разобраться в том, кому можно доверять, а кому нет. Об одном из своих заместителей он сказал: "Он пытался сделать меня своим врагом, но у него не получилось". Но все равно ему было совсем непросто. Страус-Хюпе не привык советоваться с другими или подробно информировать своих подчиненных об осуществляемых им планах. Иногда он предпочитал быть единственным звеном между иностранными чиновниками и своими начальниками в Вашингтоне. Но его шифртелеграммы были интересно написаны и направлялись по широкой рассылке.
Страус-Хюпе также удивлял иностранных партнеров. Бывшая премьер-министр Шри Ланки С. Бандаранаике была пламенной социалисткой и недолюбливала Америку. Шведский лидер Улоф Пальме был воплощением демонстративного антиамериканизма. Страус-Хюпе очаровал обоих, обнаружив общие интересы, будь то зубная боль, теннис или современная философия, и это было отправной точкой. Политика этих государств, возможно, и не изменилась, но он снизил накал неприятия и добился уважительного внимания к американской позиции.
Поражение Дж. Форда в 1976 году прервало карьеру Страуса-Хюпе в НАТО прежде, чем он успел достичь реальных результатов. Это было горьким разочарованием. Но было и настоящее удовлетворение, особенно из-за резкого изменения в его репутации на Капитолийском холме. На слушаниях по поводу его утверждения на пост в НАТО Страусу-Хюпе было очень приятно, когда сенатор Х. Хамфри предложил одобрить назначение, заявив, что "Роберт Страус-Хюпе - нужный человек на нужном месте в нужное время".
В 1977 г. Страус-Хюпе вернулся в свой дом на Ньютаун Сквер, который они с Элеонорой обустроили много лет назад. Он работал над Максимами, несколько десятков которых появились в ныне не существующем трансатлантическом литературном журнале Энкаунтер.
Это были тонкие наблюдения: "Труднее распутать полуправду, чем обнаружить ложь. Только дураки говорят чистую ложь". "Управлять - значит не принимать решений больше, чем нужно". "Дело консерватизма в разные времена терпело крах из-за отсутствия гибкости, а либерализма - из-за нерешительности". Но его карьера дипломата была еще далека от завершения. У него установились близкие дружеские отношения с генералом Александром Хейгом, который после ухода с натовского поста проработал год в Институте внешнеполитических исследований. В качестве госсекретаря администрации Рейгана он поддержал назначение Страуса-Хюпе на пост посла в Турции.
Это были тяжелые времена для важнейшего союзника США по НАТО. Турецкие военные свергли коррумпированное и некомпетентное гражданское правительство, что привело к обострению отношений Турции с ее партнерами по НАТО в отношении прав человека и гражданских свобод в решающий момент "холодной войны". Страус-Хюпе писал: "Хунта и Вашингтон прервали все дипломатические отношения, кроме как по рутинным вопросам". Инструкции президента Рейгана были краткими: "Сохраните Турцию с нами".
Многие источники рисуют картину его деятельности в Анкаре. Чувствуя, что госдепартамент США не может управлять турецкими генералами и даже с трудом понимает их, Страус-Хюпе использовал возможности Пентагона, поддерживая тем самым на плаву американо-турецкие отношения даже в самые тревожные времена. Это вызывало резкое недовольство госдепа. Во время второго президентства Р. Рейгана была предпринята решительная попытка сместить Страуса-Хюпе. Госдепартамент неумно аргументировал необходимость его отставки его преклонным возрастом. На это президент Рейган ответил, что предпочитает, чтобы хотя бы кто-нибудь в правительстве был старше него.
О работе Страуса-Хюпе в Анкаре рассказывал знаменитый американский драматург Артур Миллер, возглавлявший делегацию Пен-клуба для изучения гражданских свобод в Турции. К удивлению Миллера, Страус-Хюпе с готовностью признал, что дела могли бы обстоять и лучше, но свободу здесь обсуждать не запрещено. Важно, что турки желали улучшить ситуацию. Но Миллер и компания ждали чего-то более увлекательного и вскоре дождались. Когда выпившие сверх нормы знаменитости прощались, один из них устроил сцену и был выставлен за дверь возмущенным послом.
Страус-Хюпе поддерживал основные направления внешней политики Рейгана, воплощавшие идеи, выдвинутые им 20 лет назад. Затяжной конфликт с СССР вполне может быть преодолен, если западные лидеры не забудут о нравственных ценностях и будут поддерживать внешнюю политику военной силой. В статье, опубликованной в Орбисе в 1992 г., Страус-Хюпе сделал акцент на развертывании "Першингов-II" (его старом натовском проекте) как принципиальной мере, ведущей к принятию Москвой стратегических решений: "Москве бесполезно надеяться на слом военного и политического барьера сдерживания. Политика президента Рейгана форсировала эту ситуацию. Именно наращивание сил НАТО в годы президентства Рейгана и последовательность его внешней политики сломали хребет режиму, который мог предложить своему народу лишь устаревшую идеологию и номенклатурный образ жизни".
Естественно, Страус-Хюпе был чрезвычайно доволен результатом. "Холодная война" была не особенно приятным путешествием, но на нее стоило пойти ради конечной цели. Демократические общества все же возобладали над Советским Союзом.
Последние "ура"Дипломатическая карьера Страуса-Хюпе закончилась в 1989 г. В коротком неопубликованном фрагменте, написанном в 1996 г., он подвел итоги своей дипломатической карьеры. Он приводит важнейшие данные о секретных в то время отношениях между правительством Шри Ланки и премьер-министром Индии Индирой Ганди, об аренде о. Диего-Гарсия, о сделке с Турцией по истребителям F-16, о двух военно-воздушных базах и об отношениях с Турцией, позволивших удержать ее в НАТО. В свои 86 лет он чувствовал, что способен и дальше служить обществу, но вынужден был признать, что против возраста не пойдешь. Он вернулся в Филадельфию и вновь получил пост в Институте внешнеполитических исследований". А почетная должность в Фонде "Наследие" позволяла ему бывать в Вашингтоне.
Несмотря на проблемы с сердцем, которые заставили его отказаться от тенниса, он оставался в отличной физической форме. Он мог прочесть часовую лекцию практически на любую тему без обращения к конспекту. И в Филадельфии у Страуса-Хюпе был удобный дом, любящая жена и интеллектуальный стимул в Институте. Он как-то признался мне, что никогда не предполагал, что его жизнь будет такой длинной.
Страус-Хюпе приступил к еще одним мемуарам для описания того, что не было охвачено книгой В мое время. Кроме того, он мог обозреть свои двадцать лет в дипломатии. Однако он быстро отказался от этого. Это требовало слишком больших усилий, собственноручной работы, однако его рука уже ослабела. "Со мной все в порядке, - как-то раз воскликнул он, - только мне уже 93 года".
Вероятно, была и другая причина. Страус-Хюпе не желал ставить последнюю точку в истории своей жизни. Будущее для него было значительно интереснее. Когда в 1995 году ему предложили переиздать В мое время, Страус-Хюпе написал новое предисловие. Он отмечал, что человек, написавший эту книгу 30 лет назад, теперь незнаком ему. Более того, он стал ему не интересен. Главный посыл предисловия заключался в следующем: читайте, что написано о человеке, сформировавшемся в старом мире, но помните, что новый мир принципиально отличается от старого.
Свои годы на пенсии он посвятил изучению нового мира. "Возрастание роли массового общества" и его воздействие на внешнюю политику стало главной темой. Собрав разные гранты, он написал Демократию и американскую внешнюю политику, опубликованную в 1995 году. На первый взгляд, это был анализ работ Алексиса де Токвилля, одного из первых блестящих исследователей американского общества. Это дало Страусу-Хюпе возможность сказать свое последнее слово по самым разным темам.
Как внешняя политика США могла надеяться на успех при наличии у нее таких известных изъянов, выявленных еще Токвиллем - отсутствии секретности, быстроты и противоречивости общественного мнения? Ответ Страуса-Хюпе: эти изъяны были "скорее вызовом, чем неисправимым дефектом". Несмотря на чрезмерное подчинение внутриполитическим проблемам, конституционная система сдержек и противовесов все-таки срабатывала, "хотя и была скандально расточительной. Если где на земле и был мир, так это исключительно благодаря усилиям этой несовершенной и парадоксальной системы". Во входящих в книгу эссе утверждается, что демографические, технологические и экологические проблемы раскалывают систему национальных государств. Только Соединенные Штаты способны повести мир к новому политическому порядку - "федерации демократических государств".
Эти идеи прямо перекликаются с его произведениями сорокалетней давности. Теперь, когда советской угрозы больше не существует, "баланс завтрашнего дня" стал важнее. Страус-Хюпе не ожидал, что его книге окажут такой прохладный прием. Еще сильнее его разочаровал внешнеполитический курс США после окончания "холодной войны", в котором, по его мнению, проявились почти все прежние плохие привычки: беспечное потакание своим желаниям и готовность к ответственности только в случае серьезного ухудшения ситуации. Балканский кризис напомнил ему его молодость; он с уверенностью анализировал распад Югославии. Он рекомендовал незамедлительное военное вмешательство, чтобы опять вернуть этот регион в тень.
Что касается великих держав, то Страус-Хюпе заявлял о необходимости поменять союзников. Следовало культивировать отношения с Россией, чтобы более эффективно сдерживать высокомерные китайские притязания на гегемонию в Азии. Он также желал, чтобы США сделали своим союзником Индию. "Если только из этого что-нибудь получится", говорил он, отдавая себе отчет в том, насколько вспыльчив Дели.
Европейцы приводили его в отчаяние. Он воспринимал Европейский союз как не более чем "мощную желудочную мышцу". В трениях между ЕС и США он разглядел старые пожелания независимости от Атлантического альянса. Страус-Хюпе поддерживал расширение НАТО на территорию бывшей империи Габсбургов, но предпочел бы, чтобы оно остановилось на Балтике. Лучше не давить на медведя слишком сильно. Да и немцев лучше не беспокоить. "Они хотят остаться у себя дома, - однажды сказал он, - и любая политика, направленная на это, - хорошая политика".
С другой стороны, не пускать турок в ЕС - более чем глупо. Ведь они веками представляли собой часть европейской истории и баланса сил. Демократическое государство мусульман, ориентированных на политику и экономику Запада, - это лучшее противоядие от неудавшихся деспотов и архаичных монархий арабского мира.
До конца своих дней Страус-Хюпе ломал голову над "Холокостом". Он был знаком с австрийским и немецким антисемитизмом, но ничего не предвещало такого колоссального нравственного падения, даже в тяжелые времена после первой мировой войны, которые по его мнению, были значительно более суровыми, чем 1930-е годы. Единственным институтом, попавшим под шквал его критики, была католическая церковь, которая, по его мнению, могла бы встать на защиту цивилизации. Страус-Хюпе говорил, что папа Пий XII был хорошим дипломатом, но церкви требовался человек, который бы пожертвовал всем, включая себя лично, чтобы противостоять "Холокосту". Это было нравственным провалом, который, по его мнению, привел к падению значимости христианства в послевоенной Европе, которое нынешний папа пытается возродить при помощи обновленного евангелизма.
Турция была его любимой темой. Страус-Хюпе хорошо относился к турецкому президенту Тургуту Озалу и разделял его мнение о том, что Соединенные Штаты должны были свергнуть Саддама в конце войны в Персидском заливе в 1991 г. Он без устали работал над тем, чтобы сделать реальностью "трубопровод мира", по которому свежая вода из Турции пошла бы в Израиль и Аравийскую пустыню. Его целью было объединение турок, израильтян и саудовцев в едином функциональном начинании типа Европейского объединения угля и стали Жана Монне для ослабления напряженности. Страус-Хюпе, как в свою бытность послом, так и позже, приветствовал сближение турок и израильтян.
Со временем Страус-Хюпе осознал, что долгая жизнь способствовала его превращению в полулегендарную фигуру. Это и радовало, и забавляло его. Когда его бывший студент заявил: "Профессор, вы легенда при жизни", он ответил с улыбкой: "Перед вами - обломки легенды!" На праздновании его 95-годовщины, организованной институтом, он заявил: "Единственное преимущество моей старости в том, что мои критики умолкали один за другим до тех пор, пока не остался различим только мой голос".
После 1999 г. Страус-Хюпе понял, что слабеет. Со временем ему стало трудно выбираться из дому. "Я жертва своего хорошего здоровья, - жаловался он, - В моем организме слишком много всего такого, что следовало бы удалить много лет назад". И это слова человека, который с 12 до 92 лет беспрерывно курил, и только позже отказался от своих любимых тонких сигар. Его подкосили череда небольших инсультов и проблемы с сердцем. Возрастающая глухота затрудняла общение. И все же он продолжал работать, читал книги и иногда писал небольшие статьи.
Страус-Хюпе сохранял светлый ум даже в последние дни жизни. Он осознал, что 11 сентября положило конец старой эпохе. В его последней работе, опубликованной посмертно, он описал войну с терроризмом как разновидность затяжного конфликта. Как и "холодную войну", ее необходимо выиграть, она не допускает никаких компромиссов. Еще в 1990-х годах он предупреждал, что распространение ядерного оружия и попадание его в плохие руки приведет к неисчислимым катастрофам. И все-таки он был уверен, что Америка выйдет из войны победительницей. В его годы бывало еще хуже, значительно хуже.
Роберт Страус-Хюпе умер спокойно, во сне, 24 февраля 2002 года.
Жизнь, как иногда отмечал Страус-Хюпе, была к нему благосклонна. "Палец Бога" появлялся всегда, когда был нужен. В издании В мое время 1995 г он писал: "Я исследовал свою жизнь и то, что сделала с ней история. Теперь я воспринимаю ее как мост между покинутой мной Европой и обретенной мной Америкой - страной, где сбываются самые смелые мечты эмигрантов". Его история поистине была американской с европейским акцентом.
Страус-Хюпе был сыном своего времени. Он понимал, что такое баланс силы и как им управлять. Какая-нибудь Лига наций или ООН не привлекали его. Но после 1914 г. и 1939 г. он страстно хотел привнести цивилизованность в этот баланс, и единственной системой, способной сделать это, был демократический федерализм американского образца.
Он подозрительно относился к абсолютизму, будь то политическая философия, или политология. Он предпочитал порядок хаосу, эволюцию революции и первый класс третьему в путешествиях. Страус-Хюпе знал самых разных людей. Моральные крестовые походы и неудержимое стремление делать добро оставляли его равнодушным и вызывали подозрение. Он допускал человеческую слабость и колебания, порок никогда не удивлял его.
Научный вклад Страуса-Хюпе выдерживает проверку временем. Его сноски надежны, а все его работы написаны им самим. Находясь на переднем крае междисциплинарного подхода, Страус Хюпе не искал замены изнурительной работе установления истины ни в статистике, ни в теориях, имитирующих естественные науки. Этот метод используется историками, но у Страуса-Хюпе он был нацелен на выводы, которые окажутся полезными в будущем.
При любом восприятии Страуса-Хюпе необходимо затронуть вопрос, достиг ли он цели, которую преследовал: стала ли внешняя политика США более эффективной? По его мнению, однажды он потерпел поражение и однажды имел успех. Он начал с разоблачения нацистского государственного правления в своей пионерской работе по геополитике, но, пока не стало слишком поздно, она не производила должного впечатления. Исполненный решимости не допустить повторения этого, он возложил на себя обязанность объяснять американскому народу и его лидерам реалии затяжного конфликта с коммунизмом.
В отличие от других, сделавших неизмеримо меньше, он писал: "Я не стану утверждать, что именно я выиграл "холодную войну". Тем не менее, у него было полное право считать, что без него ошибок было бы больше, а выздоровление не было бы таким уверенным. И те, кто привел к победе, сообщали бы о своей деятельности значительно меньше. Давая описание того, каким должен быть долг государственного деятеля, он как бы описывал себя: "Его задача - убеждать людей, что им следует забыть о своих насущных потребностях ради будущего. История демократической внешней политики - это история людей, либо добившихся успеха, либо потерпевших поражение на этом поприще". Роберт Страус-Хюпе, несомненно, был человеком, который добился успеха. История "холодной войны" - это выигранный Западом, хотя и не сразу, затяжной конфликт.
Я мысленно вижу его, сидящим в кабинете в окружении книг, одетым в лихую спортивную куртку с аскотским галстуком. Сбоку стоит чашка чая, освещаемая лучами утреннего солнца, стенах картины в полумраке. У его ног несколько газет, а под рукой - замусоленные биографические издания. Мы обсуждаем известных людей, вспоминаем нелицеприятные эпизоды. "А что там, в будущем? - спрашиваю я. - Видите ли Вы XXI век как век новой организации, которая объединит в федерацию развалившуюся систему национальных государств? Начнется ли новый "период долгого мира" под руководством США? Удастся ли на этот раз избежать повторения 1914 г.?" "Очень интересный вопрос", - ответит он, попыхивая сигарой. Его лицо сморщится, глаза сверкнут, и он скажет с легким британским акцентом: "Но ответ будет намного интересней".